Книга: Татьяна Бенедиктова "Разговор по-американски"
В примере Франклина манипуляция осмысливается как что-то вроде родительской или учительской хитрости, широко применяемой в воспитании детей («Не дай понять ученику...»). Потребности в духовном наставлении и плотском удовольствии «совпадают» во времени и формально уравниваются в рамках контрактного отношения (полковое начальство исполняет свой долг по отношению к рядовым, рядовые — через посредство полкового капеллана — свой долг по отношению к Богу), но, разумеется, не отождествляются, что открывает простор для иронической и самоиронической игры. Любой, в том числе читатель, волен отождествиться мысленно с массовидным простаком, подвергаемым манипуляции для его же пользы, или с автором манипуляции, творческим индивидом. Ирония обеспечивает альтернативность толкования коммуникативной ситуации: вынужденное пассивное подчинение можно интерпретировать как добровольное и сознательное участие, положение одураченного представить как игровую позицию.
Сохранилось немало свидетельств о том впечатлении, которое личность «доктора Франклина» производила на современников. Его умение и расположенность играть на пуб-
'"■ Williams к. Doubleday and Co
Culture and Society 1780 1959 I1 336
Garden City; N.Y.:
i
Т. Бенедиктова.
лику и с публикой, используя собственный образ как инструмент, обескураживала как противников, так порой и союзников. Оттенок шарлатанства сквозил даже в прижизненной репутации Франклина, но сам он, кажется, не видел в этом ничего предосудительного. Что такое полная самотождественность? Привилегия простака или человека бездеятельного. А что такое умение различать внутреннее и внешнее, видеть и творчески использовать зазор между ними? Право и обязанность ориентированного на успех практика. В адресате речи предполагается, а отчасти и провоцируется в таких случаях равноправно-сотворческая реакция. Лучшая аудитория Франклина-учителя не та, что служит послушным и преданным объектом, а та, что состоит из потенциальных партнеров.
На портрете 1776 г., выполненном в бытность Франклина в Париже, создатель «Бедного Ричарда» осознанно и обдуманно позирует (что относится, конечно, и ко всем другим его портретам). Перед нами не частное лицо, а олицетворенный социальный символ: представитель взбунтовавшихся колоний в сердце Старого Света. Все так непритязательно и вместе с тем так нарочито! Меховая шапка, отсутствие парика, простой кафтан a la Quaqueur, очки на носу — напоминание о славе Франклина-изобретателя, в частности и бифокальных линз. Разглядывая обращенный к нам образ-маску, нельзя не обратить внимания на губы, тронутые иронической (или самодовольной? если он позволяет себе над нами смеяться, он уязвим и для нашей иронии!) усмешкой, на глаза, которые смотрят зорко, внимательно, искоса и мимо очков (выходит, они не очень-то и нужны? значит, не более чем деталь маскарадного наряда?). Встречаясь взглядом с этим Франклином, мы с ним «понимаем друг друга» особым образом. Многозначительно-образцовый политический «имидж» разом и утверждается не без приличествующей случаю помпезности, и остраняется.
Специфика речевого поведения Франклина сходна: читатель снова и снова оказывается в ситуации неопределенности, на каждом шагу его сопровождает иронический авторский «прищур», который не замечать — себе дороже. «Прищур» напоминает нам, что жизнь есть динамичный взаимообмен, игра по правилам, но без права на «зевок». Читая, мы и вольно, и невольно «обживаем» эту метафору — принимаем авторское определение ситуации и авторскую модель общения, т.е. играем в предлагаемую игру. Впрочем, мы вольны и дистанцироваться от нее, и даже ее отвергнуть: таков, к примеру, пафос язвительных инвектив, с которыми от
Часть I. «Игра в доверие» как школа жизни...
85
имени Старого Света (точнее, элиты «высокого модернизма») обрушится на Франклина Д.Г. Лоренс в «Этюдах об американской литературе». У его критики, при всей ее меткости, есть одна слабая сторона: нечуткость к иронии, запрет на чувство юмора. Ровно тем же, впрочем, грешат и назидательно апологетические, рассчитанные на среднего потребителя, прочтения Франклиновой автобиографии.
По сути, перед нами человек-jQpr, бесконечно изменчивая, обращаемая, ироничная форма, которая не стыдится и не пугается внутренних полостей-пустот, собственную поверх-ност(ност)ь любя без самодовольства, приглашая и нас отнестись к жизни на сходный манер. На протяжении вот уже двух столетий пример Франклина дает критикам повод снова и снова доказывать совместимость человеколюбия и «частного интереса».
Стоит вспомнить, что «отец-основатель» американской республики был, кроме всего прочего, ггрекдасньщ пловцом: в юности он зарабатывал на жизнь уроками плавания и даже подумывал об открытии собственной школы. Эту деталь можно счесть символической: ведь что такое плавание? Способность не врожденная, а благоприобретаемая — выживать во внешней среде, не дающей опоры телу, умение двигаться за счет взаимодействия с ней и собственных мышечных усилий. Чем не метафора прагматического мироотношения? В мире, где обесценилась незыблемая «твердь», воплощенная в традиции и «естественной» социальной иерархии, Бенджамин Франклин искал (и нашел?) способ достойно жить, устраивать жизнь и передавать свой опыт другим. Его поэтому уместно сравнить с двуликим богом Янусом, чью фигуру римляне водружали у городских ворот, ассоциируя с новым началом, коммерческим обменом, деньгами, заключением договоров и поддержанием мира.
3. Дэвид Крокетт. Герой «границы»
Убедись, что прав, — и двигай вперед.
Д. Крокетт
«Альманахи Дэви Крокетта» — одно из самых популярных изданий в Америке середины позапрошлого века. За два с лишним десятилетия, в течение 1830—1850-х годов, в свет вышло около пятидесяти выпусков огромными по тем временам тиражами: не было, кажется, штата, населенного пунк-
86
Т. Бенедиктова. «Разговор по-американски»
та, дома, семьи, куда бы они не попадали по подписке или иным путем. В альманахах воспроизводились фрагменты из опубликованных в 1830-х годах автобиографий м-ра Дэвида Крокетта: по канве фактов (исходно, как мы увидим, проблематичных) фантазия анонимных авторов расшивала вольные узоры-вариации на темы юго-западного фольклора. В результате рождались знаменитые байки о том, как Крокетт однажды высек молнию, чиркнув по собственному глазу, как поднялся по Ниагарскому водопаду верхом на аллигаторе, как схватился врукопашную с медведем, оседлал комету, выпил Мексиканский залив, прикурил трубку от солнца, разморозил оледеневшую земную ось и так далее. Жизнь Дэвида Крокетта превратилась в материал коллективного мифотворчества раньше, чем стала воспоминанием. Неудивительно, что в его гибель современники долго и упорно отказывались верить. На протяжении десятилетий в американских газетах публиковались время от времени свидетельства очевидцев, якобы видевших живого Дэви то тут, то там, — под самый конец столетия газеты обошел сенсационный рисунок, запечатлевший Крокетта в день его 99-летия. Еще при жизни и уж тем более после смерти он уверенно расположился в пространстве национального воображаемого.
Усилия откопать «подлинного» Дэви из-под живописных наслоений легендарного вымысла предпринимались за последние полтора столетия не раз137, но каждый раз дотошные расследователи, ставившие перед собой эту задачу, свидетельствовали обескураженно: предприятие безнадежно. Даже трижды перепроверенные, факты не вызывают доверия, подозрительно напоминая «материализовавшиеся» стереотипы. А факты, не похожие на стереотипы, тем более не вызывают доверия. Примером может служить относительно недавний случай с книгой Дэна Килгора «Как умер Дэви?» (1978), где на основании вновь обнаруженных свидетельств (дневник лейтенанта мексиканской армии Хосе Энрике де ла Пенья) было доказано, что Крокетт не погиб в рукопашном бою при
137 Подробное историческое описание жизни Крокетта можно найти в книгах: Shackford J.A. David Crockett, the Man and the Legend. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1956; Derr M. The Froniersman. The Real Life and the Many Legends of Davy Crockett. N.Y.: W. Morrow and Co, Inc., 1993. О Крокетте-легенде, составляющей американской фольклорной традиции писали: Blair W. Davy Crocket. N.Y., Coward-McCann, 1955; Rourke С Davy Crockett. N.Y.: Harcourt, Brace, 1934; Shapiro I. Yankee Thunder: The Legendary Life of Davy Crockett. N.Y.: Julian Messner, 1944.
Часть I. «Игра в доверие» как школа жизни...
8 7
защите крепости Аламо, как гласила легенда, а был взят мексиканцами в плен и уже потом ими расстрелян. Изложенные факты, прозрачные и как будто недискуссионные, никак не умаляли героизма Крокетта, тем не менее вызвали возмущение «широкой общественности» и бурную дискуссию в академической среде.
«Обыкновенный человек с необыкновенным стилем» (так характеризует Крокетта современный исследователь Р. Хок138) если не создал, то чутко уловил в американской атмосфере стиль общения, обреченный на популярность.
Жизнь, помноженная на текст
Дэвид Крокетт родился в 1786 г. на территории тогда еще не провозглашенного и даже не названного штата Теннесси, вырос в ненадежных и опасных условиях «границы»: его дед и бабка были убиты индейцами, дядя в молодости провел у них в плену больше года. Семья часто переезжала с места на место, отец то и дело менял занятия: промышлял охотой, пытался завести мельницу, содержал пивную — все без особого успеха. Пятый (не последний) сын в многодетной семье, Дэви не мог помышлять об образовании, а прославиться, как он напишет потом в автобиографии, «имел шанс разве что случайно»139. Простодушная, но и не без хитрецы, гордость за собственные достижения, которыми он никому и ничему, кроме себя, не был обязан, пронизывает повествование от первой до последней страницы. «Вослед прочим историкам и биографам я должен известить публику о том, что на свет появился сам собой, как и все люди», — объявляет автобиограф в первых же строках (на этой струне самоутвердительного, но не чуждого иронии пафоса он играет до конца). Жить «сам собой», вне родственного и домашнего круга, он тоже начал сызмала, «как и всякий янки». «Терпя нужду и, надо думать, нимало не подозревая в сыне будущего конгрессмена и все такое прочее, отец меня, совсем малолетку, из дому прежде никуда не выезжавшего, определил в работни-
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71