Лаврентий Павлович Берия

«оскорблял, изображал Сталина самыми неприятными, оскорбительными словами.

И всё это подносилось под видом того, что нам нужно жить теперь по-

новому... Та торопливость, шипящая свистопляска, которую поднял Берия,

показали, что этот карьерист, авантюрист, который хочет, дискредитируя

Сталина, подорвать ту основу, на которой мы сидим, и очистить путь себе. Он

хотел подорвать основу учения Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина... Берия

враждебно относился к заявлениям о том, что Сталин — великий продолжатель

дела Ленина, Маркса — Энгельса. Сегодня, ликвидировав [весьма характерная

уверенность в том, что арест равнозначен приговору] этого предателя Берия,

мы должны полностью восстановить законные права Сталина и именовать Великое

коммунистическое учение учением Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина

(аплодисменты)». «Партия для нас превыше всего... — продолжал Каганович. —

Для нас, старых большевиков, ЦК — это партийное, политическое и

экономическое руководство всей жизнью партии, страны и государства». Едва

ли не важнейшим политическим итогом пленума стало подтверждение принципа

партийного руководства, причем не в теоретическом, а в самом что ни на есть

прикладном плане. Попытка разграничить полномочия партийных и

государственных властей стала расцениваться как проявление «вредительской,

антигосударственной и антипартийной деятельности Берия». Хотя участники

пленума, как уже отмечалось, подчеркивали особую роль Маленкова в партии,

итогом обсуждения стало именно усиление роли секретаря ЦК КПСС. Поэтому

вполне логичным было введение на следующем — сентябрьском 1953 г. — пленуме

должности первого секретаря ЦК КПСС, которую и получил Н.С.Хрущев, закрепив

свой особый статус в партии. <BIG><BIG></BIG></BIG>Маленков и Хрущев

объединились в борьбе против Берия, но у каждого из них были свои интересы.

В начинавшемся соперничестве между двумя недавними союзниками верх явно

начал брать Хрущев. Замести следы преступления и создать себе безупречное

алиби – инстинктивная реакция всякого убийцы. Чем интеллигентнее убийца,

тем искуснее он это делает. Но только убийцы, имеющие абсолютную власть,

могут создать себе абсолютное алиби. Чтобы замести следы, они совершают

серию новых убийств: свидетели, исполнители, близкие люди убитого исчезают

навсегда. Однако только у Сталина и его учеников организация политических

убийств лиц, групп, классов и даже целых народов впервые сделалась особой

отраслью криминального искусства с заранее созданными алиби. Сталин был

единственным тираном в истории, который убивал не только врагов, но и своих

лучших друзей, если этого требовали его личные интересы. При этом алиби

создавалось всем известной преданностью ему убиваемых – Менжинского,

Куйбышева, Горького, Орджоникидзе, Кирова.

Сталинская чистка.

Но Сталин заметал следы и в этих случаях. Брат Куйбышева (герой

гражданской войны) и брат Орджоникидзе (старый грузинский революционер)

были расстреляны. Расстреляны были некоторые из сотрудников и близких людей

Горького, в том числе его личный секретарь. Было уничтожено все окружение

С. М. Кирова. Сталин убрал как свидетелей убийства Кирова, так и всех

исполнителей. Хрущев заявил на XX съезде: «Можно предполагать, что они были

расстреляны для того, чтобы скрыть следы истинных организаторов убийства

Кирова» («Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС», стр. 19). Скажут,

что тогда уничтожали всех без разбора. Нет, это делали весьма разборчиво.

Существовал неписаный закон: чем ближе к Сталину стоял тайно убитый им

человек, тем основательнее уничтожалось его окружение. Это относилось даже

и к семье самого Сталина: он расстрелял шурина, старого большевика

Сванидзе; он расстрелял свояка, старого чекистского комиссара Реденса; он

после войны сослал жену своего сына Якова, отняв у нее ребенка; он

арестовал сестер своей жены – дочерей друга Ленина Аллилуева. Почему? Когда

его дочь, недоумевая, спросила, в чем же вина ее теток, то Сталин ответил с

не свойственной ему искренностью: «Знали слишком много» («Двадцать писем к

другу», стр. 182). Вот за тех, кто «знал слишком много», и взялся Берия

сразу после смерти Сталина. К ним, кроме соучастников Берия, относились: 1)

две комиссии врачей – одна, «лечившая» Сталина, и другая,

засвидетельствовавшая, что Сталина лечили «правильно»; 2) охрана и прислуга

Сталина на даче в Кунцеве. Большинство врачей из этих двух комиссий исчезли

сразу после смерти Сталина. Один из врачей, участвовавших во вскрытии тела

Сталина, профессор Русаков, «внезапно» умер. Лечебно-санитарное управление

Кремля, ответственное за лечение Сталина, немедленно упраздняется, а его

начальник И. И. Куперин арестовывается. Министра здравоохранения СССР А. Ф.

Третьякова, стоявшего по чину во главе обеих комиссий, снимают с должности,

арестовывают и вместе с Купериным и еще с двумя врачами, членами комиссии,

отправляют в Воркуту. Там он получает должность главврача лагерной

больницы. Реабилитация их происходит только спустя несколько лет, а это

доказывает, что заметал следы не один Берия, а вся четверка.

Смерть Сталина.

Не менее круто поступил Берия с кунцевской охраной и обслугой

Сталина: ведь эти люди не только были свидетелями того, что происходило

вокруг Сталина, но, очевидно, и рассказали Василию Сталину, как бериевские

«врачи» залечили его отца. Если бы Сталин умер естественной смертью «под

постоянным наблюдением ЦК КПСС и Правительства», как гласило

«Правительственное сообщение», то не происходили бы те «странные события» в

Кунцеве, о которых пишет, впрочем, не вдаваясь в причины происходящего,

дочь Сталина: «Дом в Кунцеве пережил, после смерти отца, странные события.

На второй день после смерти его хозяина, – еще не было похорон, – по

распоряжению Берия созвали всю прислугу и охрану, весь штат обслуживавших

дачу, и объявили им, что вещи должны быть немедленно вывезены отсюда

(неизвестно куда), а все должны покинуть это помещение. Спорить с Берия

было никому невозможно. Совершенно растерянные, ничего не понимающие люди

собрали вещи, книги, посуду, мебель, грузили со слезами все на грузовики, –

все куда-то увозилось, на какие-то склады... Людей, прослуживших здесь по

десять-пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу. Их

разогнали всех, кого куда. Многих офицеров из охраны послали в другие

города. Двое застрелились в те же дни. Люди не понимали ничего, не понимали

– в чем их вина? Почему на них так ополчились?» («Двадцать писем к другу»,

стр. 21 – 22). Берия мог бы ответить на это так же, как и Сталин: они

«знали слишком много». Поэтому их разослали по дальним городам, чтобы там

без суда и без шума ликвидировать. Наконец, была еще одна группа свидетелей

– соучастники Берия: Маленков, Хрущев и Булганин. Сами по себе личности

невыдающиеся, они все-таки представляли важнейшие институции: Маленков –

государственную бюрократию, Хрущев – партийный аппарат, Булганин – армию. С

ними Берия думал поступить так, как поступает всякий уважающий себя бандит:

честно поделить добычу – власть. Будучи на вторых ролях во время «лечения»

Сталина, они после его смерти получили от Берия всю юридическую партийно-

государственную власть с одной негласной оговоркой, запечатленной в новом

кремлевском протоколе иерархии вождей: Берия согласился быть вторым лицом в

государстве, чтобы управлять первым.

Берия у власти.

Берия был не только полицейским: как политик он был намного выше

своих коллег и понимал, что Сталиным кончалась целая эпоха, что отныне

стать великим и успешно править может только анти-Сталин. Действительно,

выяснилось, что штыками можно завоевать и собственную страну, но управлять

ею, вечно сидя на этих штыках, более чем неудобно. «Спуск на тормозах» –

такой представляется мне политическая программа Берия. Конечно, располагая

только антибериевской информацией советской официальной истории и зная

самого Берия как верховного инквизитора страны на протяжении почти двадцати

лет, трудно представить себе, что он мог превратиться в собственного

антипода. В политике, однако, возможны всякие метаморфозы. Еще Ленин

пророчески предсказал перерождение своих учеников: «История знает

превращения всяких сортов; полагаться на убежденность, преданность и прочие

превосходные душевные качества – это вещь в политике совсем не серьезная»

(«Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет». М. 1961, стр. 28).

Так оно и оказалось, когда, по словам Муссолини, «большевизм переродился в

славянский фашизм». После смерти Ленина партия выдвинула лозунг: «Без

Ленина, но по ленинскому пути» – и попала в точку. Ленин отменил «военный

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9