Натюрморт в Импрессионизме
живописно - с той жизненной средой, в которой существует этот человек.
В работах Грабаря всегда ощущаешь отражение чьей-то жизни. Вспоминая
свои работы, Грабарь рассказывает, что большинство из них было почти
целиком "увидено" им в реальной бытовой обстановке, в загородном имении его
друга художника Н. В. Мещерина, где очень любили цветы, и где
разнообразнейшие букеты ставились круглый год. Там были созданы "Цветы и
фрукты на рояле" (1904, Русский музей), "Сирени и незабудки" (1904, Русский
музей). Они потребовали, по свидетельству самого художника, совсем
незначительной компоновке, подсказанной к тому же натурой.
Как позволяют судить воспроизведения, очень интересна одна из ранних
работ этой группы - полотно "Утренний чай" (1904, Национальная галерея,
Рим). "Стояло дивное лето, - пишет художник. - Для утреннего чая стол с
самоваром накрывался в примыкавшей к дому аллее из молодых лип… на ближнем
конце длинного, накрытого скатертью стола стоял пузатый медный самовар в
окружении стаканов, чашек, вазочек с вареньем и всякой снедью… Весь стол
был залит солнечными зайчиками, игравшими на самоваре, посуде, скатерти,
цветах и песочной дорожки аллеи". Сходная тема развита в картине "За
самоваром" (1905, ГТГ), этой по выражению художника, "полунатюрмортной"
вещи. Здесь, по-видимому, изображена одна из племянниц Мещерина, позднее
ставшая женой Грабаря. Ощущение домашней теплоты и тихого уюта сумерек
создается мерцанием тлеющих углей в самоваре, мягким, приглушенным
поблескиванием хрусталя. Его грани отражают холодный свет гаснущего дня.
Притихшая за чаем девочка, кажется, всем существом ощущает наступившую
тишину. "Меня занимала главным образом игра хрусталя в вечереющий час,
когда всюду играют голубоватые рефлексы", - писал позже художник.
Тесное соединение специфически натюрмортных задач с задачами пленэрной
живописи, наметившееся, как нечто новое, еще в коровинском полотне "За
чайным столом", находит место в "Дельфиниуме" (1908, Русский музей). Ваза с
высокими синими цветами написана на садовом столе под деревьями. И ваза и
скатерть - все в световых бликах, в скользящих тенях от ветвей берез,
окружающих стол. Характерно, что даже созданное в закрытом помещении
большое полотно "Неприбранный стол " (1907, ГТГ) кажется написанным в саду
- так много в нем света и воздуха.
Один из наиболее значительных натюрмортов Грабаря - "Хризантемы"
(1905, ГТГ). Здесь внутренняя объединенность всех предметов, создающая
единое настроение и единое эмоциональное состояние, решена с блестящим
мастерством. В центре накрытого стола - большие букеты пушистых желтых
цветов. Сумеречный свет, щарящий в комнате, где окна заставлены цветами,
лишает предметы четкости форм и контуров. Он превращает фарфор и хрусталь
на столе в сгустки голубых, зеленых, бирюзовых и лимонно-желтых бликов. В
прозрачных сумерках лимонно-желтые хризантемы кажутся излучающими
своеобразное свечение. Отблески этого света лежат на скатерти и хрустале,
им вторят желтые тона, проскальзывающие в зелени у окон, на крышке рояля.
Густой синий, почти лиловый цвет вазы по контрасту сообщает этому желтому
свечению особенную остроту: он тоже дробиться в бесчисленных гранях
хрусталя, сливается с общим тоном голубоватых сумерек. Сложная, построенная
на контрастах и все же единая цветовая симфония придает чисто бытовому,
даже несколько банальному мотиву приподнятое звучание, окрашивая его в
романтические тона.
Сам художник считал свои натюрморты 1900-х годов созданными под
влиянием импрессионизма. "Сирень и незабудки" он определял как
"чистокровный импрессионизм ". Именно тогда Грабарь увлекался живописным
методом Клода Моне. "Хризантемы" в этом отношении чрезвычайно типичны.
Цветовой анализ вибрирующей световоздушной среды близок некоторым исканиям
французских живописцев этого направления. Однако уже в "Хризантемах"
чувствуется стремление преодолеть рыхлость формы, неустойчивость, "таяние"
цвета. Художник ищет выхода в подчинении форм и красок определенному
декоративному ритму.
Очень скоро это преодоление известной ограниченности
импрессионистического метода становиться у Грабаря последовательным.
Художник ставит натюрморты с целью специального анализа цвета, формы,
материальности предмета. Об этом свидетельствуют работы "На синей
скатерти", "На голубом узоре" (обе 1907). Натюрморты этого года вообще
отмечены разнообразием и сложностью поставленных задач, поисками новых
художественных приемов. Это не случайно. Все здесь говорит о близости
нового этапа в развитии русского натюрморта. В атмосфере борьбы за новые
художественные формы, которой проникнута живопись 1900-х годов, натюрморт
становиться одним из ведущих жанров, ареной творческого эксперимента.
В работах И. Грабаря можно заметить некоторую декоративность.
Картинное изображение, теряя пространственность, становилось, по сути
дела, плоскостным. Плоскостность живописи мелкими мазками, которые выглядят
расположенными на одной плоскости, моменты декоративности появляются и в
работах К.Коровина начиная с 1900 года. Но эта декоративность не выходит
за пределы импрессионистической манеры его живописи с широким и динамичным
мазком и построениями изображения цветными пятнами. Они лишь
интенсифицируются, цвет становится ярким и напряженным. Но сравнение черт
декоративности у позднего Коровина и у Грабаря выявляет различие между
этими художниками. Выявляет, что творчество Грабаря – это нечто иное, чем
импрессионизм. Импрессионизм К. Коровина был естественным выводом из той
"правды видения", той эмоциональности, которая развилась в живописи 80-90-х
годов. К импрессионистическим решениям он пришел самостоятельно, еще до
знакомства с импрессионизмом и постимпрессионизмом. Иными были истоки
творчества Грабаря и его становления. Еще в школе у Ашбэ и в первых
поездках в Париж он познакомился с импрессионизмом и постимпрессионизмом.
Если творчество Коровина развивалось в большей степени стихийно, то
расцвету творчества Грабаря предшествовали долгие годы учения и самых
разнообразных опытов. Это, разумеется, не лишало искусство Грабаря ни
национального характера, ни самостоятельности и оригинальности, но
стимулировало его в своих поисках идти дальше импрессионизма, искать и
разрабатывать новую систему живописи.
Возвращаясь к Коровину, следует заметить, что его живописный метод
также в известной мере близок к импрессионизму. Его натюрморты 1900-1910-х
годов развивают ту же живописную проблематику, которая была поставлена им
еще в 1880-х годах в картине "За чайным столом". Чувственная прелесть
предметного мира - вот, в сущности, содержание его работ. Радость бытия -
вот их главная тема. В духе традиций конца 1880 - 1890-х годов Коровин
сближает натюрморт с пейзажем, объединяя их приемами пленэрной живописи.
Одно из превосходных полотен этих лет - "Розы и фрукты" (Костромская
картинная галерея). Весь розово-голубой натюрморт пронизан взрывающимся
через открытое окно летним солнцем. Великолепен стеклянный графин,
"сотканный" по всем правилам импрессионистской живописи из одних рефлексов.
Ощущение объемной формы дается здесь только цветом, мазками краски,
передающими отражение солнечного света на поверхности стекла, отмечающими
рефлексы, бросаемые соседними предметами. В этой типичной исполнены "Розы"
начала 1910-х годов (частное собрание, Киев), изображенные на фоне моря, на
столе, рядом с яркими ягодами на тарелке; все предметы здесь окутаны
воздухом, над ними чувствуется небо. Подобных работ у Коровина много. В
большинстве своем они написаны в Крыму, на даче в Гурзуфе. В них необычайно
убедительно передано ощущение южного теплого воздуха, влажных морских
испарений, яркого солнца, всей нежащей атмосферы юга. Очень хорошо и в тоже
время типично в этом отношении полотно "Розы" (1912, Омский музей
изобразительных искусств). Натюрморт здесь органически соединен с пейзажем.
На столе, покрытом белой скатертью, - огромный, залитый солнцем букет
бледно-розовых цветов. Вокруг - панорама гурзуфской бухты, с синим морем,
маленькой пристанью, с фигурками людей, со скалами на горизонте.
Определяющим моментом в решении колорита служит яркий, прямой солнечный
свет, щедро заливающий и прибрежные скалы, и море, и крупные тугие цветы,
бросающие дрожащую тень на белую скатерть. Все дышит зноем. Лучи солнца как
бы съедают цвет предмета, окутывая все слепящим маревом. В этих лучах скалы
приобретают розовато - пепельный оттенок, на лепестки цветов ложатся
голубовато-белые блики, а стеклянный стакан на столе как бы исчезает вовсе,
