Натюрморт в Импрессионизме
собственно живописи, материальной стихии красок, способных "проживать"
вместе с художником реальные мгновения бытия, преломлять лучи дневного
света с помощью положенных прямо на холст, но не скрытых под слоями лака и
лессировок выпуклых мазков, нести информацию данном, конкретном,
ускользающем состоянии мира и зависящей от него эмоциональной сферы, смены
настроений?
В противоположность академическому искусству, опиравшемуся на
каноны классицизма – обязательное помещение главных действующих лиц в
центре картины, трехплановость пространства, использование исторического
сюжета, - импрессионисты выдвинули собственные принципы восприятия и
отображения окружающего мира. Они перестали разделять предметы на главные,
достойные высокого искусства, и второстепенные. Отныне изображенным в
картине мотивом мог стать стог сена, фрагмент неровной поверхности
каменного готического собора, разноцветные тени от предметов в полуденные
часы, куст сирени, отражение зелени и неба в воде, движение снующей по
улице толпы. При этом они не ставили перед собой задачу копировать
переходящее состояние природы. Беспрерывная вибрация пульсирующих
шероховатых мазков на картинах импрессионистов уничтожала иллюзию
трехмерного пространства, обнажая исконную двухмерность холста и, заставляя
зрителя расшифровывать тайны самой живописи.
От времени, когда импрессионисты вели яростные сражения с
академическими мэтрами за утверждение новых средств в живописи, нас
отделяет больше столетия. Но споры вокруг интерпретации их наследия не
утихли до тех пор. В сотнях монографий, посвященных отдельным художникам,
каталогов выставок статей даются разные оценки роли их искусства в
становлении нового языка живописи XX века.
Двумя главными завоеваниями импрессионистов стали: изменение
живописной техники и психологического содержания картины. И сегодня, даже
зная обстановку той эпохи, трудно сразу найти ответ на вопрос, почему же
пейзажи импрессионистов, столь радостные, бесхитростные, поэтические,
вызывали резкое неприятие и насмешки публики и критиков. Главная причина
понимается в том, что для обывателей и официальной критики,
импрессионистическая живопись не укладывалась в рамки общепринятого,
воспринималась как нечто низменное и вульгарное, недостойное того, чтобы
быть признанным "истинным" искусством.
Весной 1874 года группа молодых художников пренебрегла официальным
салоном и устроила собственную выставку. Подобный поступок ужу сам по себе
был революционным и рвал с вековыми устоями. Картины же этих художников на
первый взгляд казались еще более враждебными традиции. Реакция на это
новшество со стороны посетителей и критиков была далеко не дружественной.
Они обвиняли художников в том, что те пишут не так как призванные мастера,
- просто для того, чтобы привлечь внимание публики. Наиболее
снисходительные рассматривали их работы как насмешку, как попытку подшутить
над честными людьми. Потребовались годы жесточайшей борьбы, прежде чем
члены маленькой группы смогли убедить публику не только в своей
искренности, но и в своем таланте. Эта группа включала Моне, Ренуара,
Писсаро, Сислея, Дега, Сезанна и Берту Моризо. Члены ее обладали не только
различными характерами, но в известной мере придерживались также различных
концепций и убеждений. Однако все они принадлежали к одному поколению,
прошли через одни и те же испытания и боролись против общей оппозиции.
Объединившись почти случайно, они сообща разделили свою участь. Так же как
и приняли название "импрессионисты" - название, придуманное в насмешку
одним журналистом – сатириком.
Новый этап искусства, начавшийся выставкой 1874 года, не был внезапным
взрывом революционных тенденций, он явился кульминацией медленного и
последовательного развития. Когда импрессионисты организовывали свою
выставку, они уже не были неопытными, начинающими художниками; это были
люди, перешагнувшие за 30, имевшие за плечами свыше пятнадцати лет усердной
работы. Из уроков прошлого и настоящего они создали свое собственное
искусство.
Натюрморт в импрессионизме.
Новую концепцию натюрморта наиболее отчетливо сформулировал в своем
творчестве величайший французский реалист Гюстав Курбе. Непосредственность
его контакта с природой и демократизм, лежащий в основе его творчества,
вернули западноевропейскому натюрморту жизненную силу, сочность и глубину.
Курбе был первым крупным мастером XIX столетия, который создал школу в
натюрморте.
Дальнейшее развитие реалистический натюрморт получил в творчестве
Эдуарда Мане. В серьезном внимании Мане к этому жанру пример Курбе сыграл
не последнюю роль. Обоих мастеров объединяло сходное стремление к
наибольшему приближению к натуре. Однако в понимании задач и возможностей
натюрморта позиции художников значительно расходились. Там, где Курбе
стремился с пристрастием подчеркнуть проявление извечных общих законов
жизни, Мане через фиксацию внешних и как бы случайных качеств пытался
проникнуть в трудно уловимый индивидуальный характер предмета. Поэтому
рядом с Курбе Мане кажется менее солидным и основательным. Но в изображении
доступной глазу красоты художник был непревзойден. Более того, Мане и в
натюрморте точно так же, как в других жанрах, стремится постичь современную
жизнь, современное ему понимание прекрасного. Он упрощает композицию,
сокращая количество предметов. Мы никогда не встретим у него
перегруженности или искусственной многосложности, которые так любили его
предшественники. Но зато все возможные материальные качества мира вещей,
являемые в тех двух - трех предметах, которыми он ограничивается,
запечатлены всегда с большим блеском и виртуозностью. Примером такого
решения темы могут служить его натюрморты, возникшие в 1860-е годы.
В 1863 году в "Салоне отверженных" среди других картин Мане выставил
"Завтрак на траве"(1863, Лувр, Париж), на долю которой выпало наибольшее
количество насмешек и совсем не литературной брани критиков, хотя в этой
работе он взял на себя смелость всего лишь пересказать любимый им "Сельский
концерт" Джорджоне, хранящийся в Лувре, на современный лад, воодушевившись
прогулкой с Прустом на берег Сены в Аржантейле и зрелищем купальщиц на
солнце.
Человеческие фигуры "Завтрака на траве" и натюрморт на первом плане
картины - шляпа, платье, хлеб, корзина с фруктами - превосходны. Они очень
реальны. Прозрачны и солнечны чистые и нежные оттенки натюрморта переднего
плана - серебристые, голубые, сливающиеся в подлинную музыкальную гармонию.
Мане впервые здесь решил с такой новизной и блеском задачу настоящей
пленэрной живописи, словно вобравший в себя все находки и открытия
Веласкеса, Гойи, Шардена, Констебля, но еще более свободной, открытой и
смелой. Но в ней он еще не довел до конца свою живописную революцию. В ней
еще нет солнца прозрачности воздуха, еще нет чистоты цвета и цвет еще
локальный и мертвый. В полотне присутствует еще театральность и условность.
Но лежащие на траве платье, шляпа, фрукты все равно полны пленэрной
свежести, легкости и изящества. Именно из-за этих, не предвиденных Мане
композиционных и колористических противоречий в картине возник оттенок
рассудочности и условности, явно в замысел Мане не входивший.
Мане быстро разобрался в причинах противоречий в "Завтраке на траве" и
никогда их больше не повторял. Картина эта была переломной в его
творчестве.
Большое внимание уделено натюрморту в последнем его шедевре -
написанным за два года до его ранней смерти, картине "Бар в Фоли -
Бержер"(1881,Лондон, Институт Варбурга и Курто) Обращенная к зрителю
девушка - продавщица за стойкой бара, уставленной бутылками и фруктами, -
задумчива и печальна. За ней в зеркале во всю стену отражено переливающееся
серебром, заполненное публикой, залитое сверканием ламп и люстр обширное
пространство бара. Прозаическая стойка бара превращена волшебством
художника в драгоценную оправу, из сверкающего нежными и глубокими
оттенками натюрморта, для прекрасной девушки - продавщицы, представленной
нам Эдуардом Мане прекрасной богиней. В мерцающем свете люстр на белой
поверхности стойки бара зелеными и коричневыми тонами переливается стекло
бутылок с вином, золотыми искрами поблескивают их головки. В прозрачной
хрустальной вазе, которая словно соткана из сверкающих бликов, золотистой
горкой лежат фрукты. Прямо перед девушкой на стойке в прозрачном, как
воздух бокале, стоят две розы. Их лепестки также нежны, как и кожа девушки.
Портрет и натюрморт в этой картине гармонично соединены талантом
