Политический портрет Лейбы Давыдовича Троцкого

лишен стремления к исправлению положения дел в ВКП(б), стране в целом.

Почему же к нему вновь, как и в 20-е годы, не прислушались ни в партии, ни

в международном коммунистическом движении? Вопрос далеко не простой.

Нам представляется, что предложенная Троцким программа в условиях 30-х

годов ставила фактически те же цели, что и «левая» оппозиция в 20-е годы,—

навязать отвергнутые ВКП (б), международным коммунистическим движением

троцкистские взгляды и представления о переходе от капитализма к

социализму, реализации в СССР социалистической перспективы. Борясь против

Сталина, Троцкий, по сути, стремился один «изм»—сталинизм—подменить другим,

столь же чуждым ленинизму,—троцкизмом.

Допускавшиеся группой Сталина провалы в экономической и социальной

политике, нарушения социалистической законности, репрессии, свертывание

внутрипартийной демократии и другие негативные явления использовались

Троцким в качестве доказательства актуальности одного из ключевых положений

теории «перманентной революции»—о невозможности построения социализма в

одной отдельно взятой стране.

В статье «Новый хозяйственный курс в СССР», справедливо критикуя

сталинский авантюризм в экономической политике, Троцкий писал: «Еще и еще

раз мы решительно отказываемся от задачи построить в «кратчайший срок»

национальное социалистическое общество. Коллективизацию, как и

индустриализацию, мы связываем неразрывной связью с проблемами мировой

революции. Вопросы нашего хозяйства решаются в конечном счете на

международной арене».[47]

Своеобразным было и отношение Троцкого к фактам произвола и беззаконий,

творимых группой Сталина. Он фактически первым выдвинул положение, смысл

которого определялся пропорцией—чем больше, тем лучше. «Репрессии будут чем

дольше, тем больше выдавать результат, противоположный тому, на который

рассчитаны: не устрашать, а наоборот, возбуждать противника, порождая в нем

энергию отчаяния»[48],—писал Троцкий.

Складывается впечатление, что, приводя на страницах «Бюллетеня

оппозиции» четырех-, пятизначные цифры исключенных в ходе партийных чисток,

арестованных, отправленных в ссылку, Троцкий как бы хотел сказать:

«Жми курилка!».

Раскладывая репрессированных по категориям, он с нескрываемым

удовлетворением отмечал, что на первое место выходят «троцкисты». «Даже

официальная советская пресса последних месяцев,—писал Троцкий в 1933

г.,—свидетельствует о том, что наши единомышленники мужественно и не без

успеха найдут спою работу»[49]. Именно они—а но расчетам Троцкого, их

насчитывалось в СССР несколько тысяч—призваны составить ядро но-вон,

возрожденной ВКП(б), а ее программой должна стать программа совершения

политической революции в СССР.

Выдвижение этой идеи весьма симптоматично. По мере укрепления

существовавшего в СССР строя Троцкий пришел к выводу, что предлагавшейся им

ранее политики реформ этого строя, центральным пунктом которой было

требование устранения Сталина, уже недостаточно. «Устранение Сталина лично

означало бы сегодня не что иное, как замену его одним из Кагановичей,

которого советская печать в кратчайший срок превратила бы в гениальнейшего

из гениальных».[50]

В книге <Преданная революция> (1936 г.) Троцкий писал: «Речь идет не о

простой замене одной команды руководителей другой. Речь идет об изменении

самих принципов управления экономикой и культурой... Нужна вторая

революция».

Разумеется, ни от Сталина, ни от других деятелей ВКП(б) и

коммунистического движения не укрылся главный смысл «нового троцкизма».

Осознание его сущности, казалось бы, давало Сталину шанс для идейного

развенчания Троцкого. Сталин, однако, не воспользовался этим шансом. Ему

нечего было противопоставить. Исповедовавшаяся им концепция социализма,

хотя на словах и представлялась претворением в жизнь ленинского плана

социалистического строительства, на деле была крайне далека от взглядов

Ленина на социализм как общество самоуправления трудящихся, развития их

инициативы и творчества. Сталин на практике. фактически реализовал

установки Троцкого начала 20-х годов—создал командно-административную

систему, опиравшуюся на насилие и репрессии в отношении всех-классов и

слоен советского общества, на внеэкономическое принуждение ряда категорий

трудящихся, свертывание социалистического принципа распределения: «От

каждого — по способностям, каждому—по труду», ограничение экономических

рычагов в управлении народным хозяйством, насаждение культа личности и др.

В результате в идейном отношении критика Сталиным Троцкого свелась к

«войне цитат», навешиванию ярлыков, обвинениям в шпионаже, диверсиях,

вредительстве. А в организационном—к физической расправе над всеми, кто

подозревался в принадлежности к троцкизму, в том числе и к расправе над их

идейным вдохновителем.

В октябре 1936 г. в «Бюллетене оппозиции» утверждалось: «Сталину нужна

голова Троцкого — это его главная

цель». Первые признаки готовившейся ликвидации Троцкого дали себя знать

уже в 1937 г. В сентябре в Швейцарии, в окрестностях Лозанны, был убит

Игнаций Раисе, сотрудник НКВД, симпатизировавший Троцкому. За два месяца до

гибели он отправил письмо в ЦК ВКП(б), где призывал к решительной борьбе

против сталинизма. «Раисе пал как одни из героев IV

Интернационала»[51],—говорилось в редакционной статье «Бюллетеня

оппозиции».

В конце 1937 г. Троцкий узнал еще об одной жертве—в мае в Испании исчез

34-летний чешский гражданин Эрвин Вольф, личный секретарь Троцкого. По всей

видимости, в Испании он оказался с целью налаживания контактов с

ПОУМ—организацией, деятельность которой хотя и критиковалась Троцким, по

своим идейно-политическим позициям и методам работы была близкой к

троцкистским и анархистским группам. 13 июля 1938 г. в Париже при

загадочных обстоятельствах пропал гражданин Германии Рудольф Клемент, один

из технических секретарей IV Интернационала, также бывший в 1933— 1935 гг.

секретарем Троцкого.

В том же году в Мехико была -предпринята первая попытка покушения уже

на самого Троцкого. На виллу в Койоакане под видом посыльного, принесшего

подарок, пытался проникнуть подозрительный человек. Его не пустили. Однако

«посыльному» удалось скрыться. При этом неподалеку от дома им был оставлен

пакет со взрывчаткой.

Троцкий понял, что круг замкнулся. Он начал всерьез задумываться о

самоубийстве. Каждый день начинался им с фразы: «Они нас не убили этой

ночью. Они подарили нам еще один день».

Убийцей Троцкого стал человек с паспортом на имя канадского гражданина

Фрэнка Джексона, он же— бельгийский подданный Жак Морнар, туристом

прибывший в США. Однако эти имена, фамилии, гражданство были фальшивыми.

Убийцей оказался испанец Рамон дель Рио Меркадер.

Он вошел в доверие к близким друзьям Троцкого, которые и ввели его в

дом, Вечером 20 августа 1940 г. Меркадер, до того уже несколько раз

посещавший Троцкого, оставшись с ним наедине, нанес ему альпийской киркой

удар в затылок—настолько сильный, что вмятина в голове составила почти 7

сантиметров. На следующий день Троцкий скончался.

Одним из тех, через кого непосредственно осуществлялась операция по

ликвидации Троцкого, был полковник НКВД Н. Эйтингон. Он завербовал мать

Меркаде-ра—Каридад, а с ее помощью привлек к «делу» и сына. В 1939 г. в

Париже Эйтингон («незнакомец», по показаниям Меркадера в мексиканском суде)

вручил ему паспорт на имя канадца Джексона. Паспорт действительно

принадлежал гражданину Канады, но югославу по происхождению, Бабичу,

погибшему в Испании бойцу интербригад. Подделка паспорта была совершена

настолько небрежно—в фамилии Jackson пропустили букву «к»,— что остается

только гадать, как ни французские, ни американские, ни мексиканские власти

не заинтересовались личностью «канадца» с таким документом и с такой

типично южно-европейской внешностью.

Эйтингон через мать Меркадера передал ему 5 тысяч долларов для поездки

за океан. В день убийства Троцкого Эйтингон и Каридад ждали Меркадера

неподалеку от виллы в Койоакане, готовые вывезти его по отработанному

заранее маршруту. Не получилось. Меркадер был задержан на месте убийства и

предан суду.

Но они не оставили его на произвол судьбы. Сперва помогли с адвокатами,

а после того как суд приговорил Меркадера к высшей по мексиканским законам

мере наказания—20 годам заключения, как могли, облегчали ему отбывание

срока.

В 60-х годах, после освобождения из тюрьмы, Меркадер жил на Кубе, затем

в Праге, Москве, потом снова на Кубе. Здесь, в Гаване, как сообщалось в

печати, в октябре 1978 г. после почти полутора лет болезни Меркадер умер.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14