Петр I и исторические результаты совершенной им революции
без всякого смысла тоже больше. Иоанн Грозный грешил, но потом каялся. Убив
в состоянии запальчивости непреднамеренно своего сына, Иоанн Грозный
несколько дней в отчаянии просидел у гроба Царевича Ивана. Петр
предательски нарушил данную Царевичу Алексею клятву, что он его не тронет.
Предательски отдал на суд окружавшей его сволочи. Присутствовал при его
пытках и преспокойно пел на панихиде по задушенному по его приказу сыне. И
том не менее для историков Иоанн Грозный "безумный изверг", а Петр I —
"беспорочный гений"?!
IV. ИСТОКИ НЕНАВИСТИ ПЕТРА I КО ВСЕМУ РУССКОМУ
I
После своего восшествия на престол, Петр сближается с шотландцем
Патриком Гордоном, ярым католиком, находившимся в постоянных сношениях с
иезуитами. Гордон ненавидел Россию, как и все католики и иезуиты. Он мечтал
вернуться в Шотландию. Жил Гордон в Москве только преследуя английские
политические цели.
Ключевский не прав, называя Патрика Гордона "нанятой саблей". Патрик
Гордон не раз вызывался английским королем Карлом II и Яковом II в Англию
для докладов о своей политической деятельности в Москве и для получения
дальнейших указаний о том, как ему надлежит действовать.
Патрик Гордон действовал по двум линиям, и как англичанин и как
масон.
"Встречи Петра, — пишет В. Ф. Иванов, автор книги "От Петра до наших
дней", — не могли не оставить известных следов и не оказать на Петра
влияния. Не без основания историки масонства указывают, что Гордон и Петр
принадлежали к одной масонской ложе, при чем Гордон был первым
надзирателем, а Петр — вторым".
В 1690 году Петр сблизился с швейцарцем Лефортом, влияние которого
на Петра было исключительно огромным. Петр попал в полную духовную кабалу к
Лефорту и Патрику Гордону. Они стали для него непререкаемыми духовными
авторитетами в то время, как авторитет всех русских государственных
деятелей и Патриарха, окончательно померк в его глазах.
"Думают, что Лефорт, доказывая царю превосходство западноевропейской
культуры, развил в нем слишком пренебрежительное отношение ко всему
родному. Но и без Лефорта, по своей страстности, Петр мог воспитать в себе
это пренебрежение", — указывают С. Платонов.
Тут и думать нечего, и Лефорт, и Патрик Гордон, и другие обитатели
Кокуя также презиравшие и ненавидевшие тогдашнюю Московию, как современную
Россию современные европейцы и американцы, конечно, сделали все, чтобы
внушить будущему царю презрение и ненависть не только к национальной
религии, историческим традициям, но и ненависть к самому русскому народу. И
они достигли больших успехов в поставленной себе цели.
Кокуй, немецкая слобода под Москвой, в которой стал дневать и
ночевать Петр, "оказала на него большое влияние, — указывает С. Платонов, —
он увлекся новыми для него (формами и отношениями, отбросил этикет, которым
была окружена личность Государя, щеголял "немецком" платье, танцевал
"немецкие" танцы, шумно пировал в "немецких" домах. Он даже присутствовал
на католическом богослужении в слободе, что, по древнерусским понятиям,
было для него вовсе неприлично".
Петр вел в Кокуе образ жизни, с точки зрения московских традиций
совершенно недостойный царя. Чинную жизнь в Московских дворцах Петр сменил
на безобразничание в обществе сомнительных иностранцев в кабаках и веселых
домах Кокуя. Поведение Петра в Кокуе и в Преображенском дворце, в который
он переехал из ненавистного Кремля, ничем не напоминает нравственную,
наполненную духовными интересами жизнь его отца.
В доме Лефорта, по словам современника Петра Куракина, — "началось
дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать".
Подобное поведение царя шло вразрез с представлениями москвичей о
том, как должен вести себя православный царь. У москвичей был жив в памяти
благородный образ отца его, его благочестие, его величавый истинно царский
стиль жизни.
В народе, естественно, возникает недовольство поведением молодого
царя. Да и как не возмущаться странным и неприличным поведением молодого
царя. И. Солоневич метко сравнивает поведение Петра с поведением
гимназиста, сжегшего свои книги и с наглым озорством показывающего всем
взрослым кукиш: "Накося — выкусите".
Даже в изданной в 1948 году советским издательством "Молодая
Гвардия", биографии Петра, историк В. Мавродин и тот признает, что Петр
ненавидел все русское.
"Но близость Петра к "Кокую", это "фамилиарите", — пишет он, — с
пестрым населением немецкой слободы имели и отрицательную сторону.
В своем, еще незрелом уме Петр путал бородатых стрельцов и
церемониал кремлевских покоев, обычаи царского двора и его благолепие, то
есть все, что как бы олицетворяло собой порядки, породившие и страшное 15
мая 1682 года и ненавистную Софию и ее "ближних бояр", со всеми сложным и
многообразным укладом русской национальной жизни. Возненавидев стрельцов и
бояр, он возненавидел и среду, их породившую, и обстановку, их окружавшую.
Увидев язвы на теле Московского государства, обратив внимание на
бесчисленные недостатки (положим не на такие уж бесчисленные.) русской
действительности, он начал отворачиваться от нее. Раздраженный Москвой, он
повернулся лицом к иноземному Кокую, подчас слишком опрометчиво решая спор
запада и Руси в пользу первого, слишком неразборчиво заимствуя у Запада на
ряду с полезным, ненужное для Руси".
В Кокуе, к ужасу всех москвичей, русский царь завел себе любовницу
немку, дочь винного торговца, Анну Монс... Как стали относиться москвичи
после всего этого к молодому царю, сыну Тишайшего царя? На этот вопрос С.
Платонов дает следующий ответ:
"...Дружба Петра с иноземцами, эксцентричность его поведения и
забав, равнодушие и презрение к старым обычаям и этикету дворца, вызывали у
многих москвичей осуждение — в Петре видели большого греховодника".
И надо сказать, москвичи имели право так думать.
Немецкие кафтаны, пьянство с иностранцами, дикие выходки, все это
москвичи расценивали как ребячью блажь. Надеялись, что когда юный царь
женится — то он остепенится. Но и женитьба не положила конец недостойному
поведению царя. Как мы увидим дальше, Петр заимствовал в Кокуе, а позже в
Европе, главным образом ненужное для России, а то, что он заимствовал
полезного, благодаря насильственным и жестоким мерам, он тоже превращал
только во вредное для России и русского народа.
"Ненависть к Москве, — законно утверждает И. Солоневич в "Народной
Монархии", — и ко всему тому, что связано с Москвой, которая проходит через
всю "реформаторскую" деятельность. Петра, дал, конечно, Кокуй. И Кокуй же
дал ответ на вопрос о дальнейших путях. Дальнейшие пути вели на Запад, а
Кокуй был его форпостом в варварской Москве. Нет Бога кроме Запада и Кокуй
пророк Его. Именно от Кокуя технические реформы Москвы наполнились иным
эмоциональным содержанием: Москву не стоило улучшать — Москву надо было
послать ко всем чертям со всем тем, что в ней находилось, с традициями, с
бородами, с банями, с Кремлем и с прочим."
Юность, проведенная среди иностранного сброда в Кокуе привела к
тому, что в Петре Первом, по характеристике Ключевского "вырастал правитель
без правил, одухотворяющих и оправдывающих власть, без элементарных
политических понятий и общественных сдержек".
II
Петр Первый, как мы видим из характеристики основных черт его
личности, Ключевским, — не мог иметь и не имел стройного миросозерцания. А
люди, не имеющие определенного миросозерцания, легко подпадают под влияние
других людей, которых они признают для себя авторитетами. Такими
авторитетами для Петра, как мы видим, били Патрик Гордон и Лефорт, влияние
которого на Петра, как признают все современники, было исключительно.
Петр не самостоятельно дошел до идеи послать все московское к черту
и переделать Россию в Европу. Он только слепо следовал тем планам, которые
внушили ему Патрик Гордон и Лефорт до поездки заграницу и различные
европейские политические деятели, с которыми он встречался в Европе.
Политические деятели Запада, поддерживая намерения Петра насаждать
на Руси европейскую культуру, поступали так, конечно, не из бескорыстного
желания превратить Россию в культурное государство. Они, конечно, понимали,
что культурная Россия стала бы еще более опасна для Европы. Они были
заинтересованы в том, чтобы Петр проникся ненавистью к русским традициям и
культуре. Понимали они и то, что попытки Петра насильственно превратить
Россию в Европу обречены заранее на неудачу и что кроме ослабления России
они ничего не дадут. Но это то именно и нужно было иностранцам. Поэтому то
они и старались утвердить Петра в намерении проводить реформы как можно
быстрее и самым решительным образом.
В книге В. Иванова "От Петра до наших дней" мы читаем: "Передовой ум
Петра, безудержно восхваляется в сочинении Франсиса Ли, расточаются похвалы
намерению Петра произвести реформы. В Торнской гимназии во время диспута
утверждалось, что русские до сих пор жили во мраке невежества и что Петру
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15