Эстетика древнерусского города
Константинопольская София, которая могла почти полностью вместить под свой
купол Софию Киевскую. На Руси не было империи, и русские города, также как
и сидевшие в них князья, соподчинялись между собой по принципу старшинства.
Примерно то же можно сказать и о соотношениях храмовых построек в пределах
одного древнерусского города. Как показывает сопоставление в общем масштабе
разных по значимости храмов в целом ряде городов, главные соборы в них
всегда имели размерное превосходство над всеми остальными. Вторым по
величине был княжеский родовой храм или храм наиболее почитаемого
монастыря. Далее по нисходящей шли великокняжеские дворцовые и посадские
приходские церкви. Совсем миниатюрными могли быть домовые церкви, а также
придельные церкви и часовни, в большом числе строившиеся и в городах, и в
пригородах, и в селах.
Масштаб доминирующих построек в городе нарастал, таким образом, от
второстепенного к главному, от периферии к центру. С большой
выразительностью этот принцип запечатлелся, например, в Киеве, где на
подступах к Софийскому собору со стороны Золотых ворот были возведены три
подобные ему, но меньшие по размерам храма, оттенившие его масштабное
превосходство в ансамбле «города Ярослава». По существу, тот же принцип
масштабного выделения ядра архитектурной композиции, вызывающий эффект
«обратной перспективы», был свойствен и построению отдельных зданий, тех же
храмов, центральная глава которых всегда делалась крупнее боковых. Наиболее
крупные храмы получали самостоятельные, большие по своему охвату зоны
пространственного влияния. В русском городе домонгольской поры ощущался
спокойныи, размеренный ритм расположения архитектурных доминант. В Киеве
«город Владимира» имел свою доминанту — Десятинную церковь, «город
Ярослава» — свою — Софийский собор, на Подоле выде-лялась церковь
Богородицы Пирогощей, в окрестностях, на значительных расстояниях друг от
друга, возвышались монастырские соборы. Не менее характерен пример
Новгорода с его цепочкой крупномасштабных храмов, вытянутой вдоль течения
Волхова. Показательна в этом отношении и композиционная структура древнего
Владимира. Конечно, концентрация архитектурных доминант нарастала к центру,
но она не сопровождалась слишком резкими качественными изменениями самого
характера остававшеися достаточно дробной объемно-пространственной
структуры городского ансамбля. И только в Москве начала XVI в. в результате
перестройки и укрупнения старых церквей и палат возникло новое по своему
качеству уплотненное и относительно уравновешенное пространство Соборной
площади, объединившее собой ведущие сооружения города. Но приходится даже
здесь, в Москве, где стало утверждаться монархическое начало, новый главный
собор решено было соорудить всего лишь на 1,5 сажени большим по длине,
ширине и высоте, чем его образец — Успенский собор Владимира. Причем, как
видно из сопоставления московского и владимирского соборов, их алтари, а
соответственно и центральные подкупольные пространства, были приравнены
друг другу, что, судя по всему, регламентировалось церковными властями. И
все другие кремлевские соборы хотя и возросли по габаритам, но тем не менее
образовали вполне традиционную систему соподчинения, в которой Успенский
собор совсем ненамного превзошел великокняжеский храм — усыпальницу Михаила
Архангела.
[pic]
Планы московских храмов в общем масштабе в наложении (от большего к
меньшему): Успенский собор, Арханге-пский собор, собор Вознесенского
монастыря, Благовещенский собор, церковь Ризоположения. Справа: фронтиспис
Юрьевского евангелия. XII в.
Сравнение планов кремлевских соборов показывает, что они
последовательно отличались друг от друга на удвоенную толщину стены, то
есть могли быть как бы «вписаны» один в другой (внешние габариты меньших из
них оказывались соответствующими интерьерным размерам больших). Обращает на
себя внимание также определенное соответствие по общим размерам и высоте
расположения центральных глав меньших церквей боковым главам церквей
больших. Силуэт Архангельского собора вместе с центральной главой
графически накладывается на очертания малых глав Успенского собора. Малые
же главы Архангельского собора находят себе соответствие в центральной
главе Благовещенского собора. Были, наверное, в Кремле и церкви,
соответствовавшие масштабу боковых глав Благовещенского собора. Церковь
Ризоположения находит свой масштабный аналог в придельных церквах,
сооруженных над папертью Благовещенского собора во второй половине XVI в.
Благодаря такого рода размерным соотношениям в ансамбле Московского Кремля
достигался особый эстетический эффект плавного нарастания масштабов
родственных по своим общим формам архитектурных сооружений от
второстепенных к главному. Меньшие главы соборов играли роль связующих
звеньев в этой иерархической последовательности. Вообще, подобные и
разномасштабные главы, парившие над городом, имели большое самостоятельное
значение и, вызывая определенные ассоциации со звоном разноголосых
колоколов, во многом способствовали созданию как бы пульсирующего и вместе
с тем исключительно целостного архитектурного ансамбля.
В отмеченных соотношениях размеров построек не было скрупулезной
точности, поскольку и очень близкие по формам здания, возводившиеся по
одному образцу, всегда имели различия в пропорциональном строе. Однако,
безусловно, существовало принципиальное соответствие масштабов зданий их
значимости.
Это соответствие могло нарушаться в процессе развития города или
отдельного ансамбля, но вслед за тем появлялось стремление к его
восстановлению. Так, например, возрастание значимости Троице-Сергиева
монастыря в середине XVI в. привело к тому, что его белокаменный собор
начала XV в. оказался слишком скромным по размерам. Иван Грозный заложил
новый, очень
[pic]
[pic]
Структурные схемы древнерусских городов: а) Севск. б) Суздаль
крупный, Успенский собор, который взял на себя роль объемной
доминанты, отвечающей по масштабу и всей заметно выросшей территории
монастыря.
Однако вопрос о соответствии величин построек их значимости нельзя
упрощать. С одной стороны, для древнерусского мышления было свойственно
установление прямого соответствия между понятиями «большой» и «старший»,
«благой», «красивый». Характеризуя стиль «монументального историзма»,
свойственный искусству домонгольской Руси, Д. С. Лихачев писал, что для
этого стиля «все наиболее красивое представляется большим, монументальным,
величественным». Подобный вывод на другом, более позднем материале сделал в
свое время и И. Е. Забелин: « вышина жилища в первое время должна была
выражать и первичное понятие даже о его красоте. Что было высоко, то
необходимо само по себе было уже красиво».
С другой стороны, в том же Троице-Сергиевом монастыре при всех
закономерных изменениях градостроительной ситуации старый малый собор
сохранил все же за собой значение главного идеологического центра. Если
говорить о священной значимости, то придется признать, что она могла
запечатлеваться в совсем небольших сооружениях, моделях, отличавшихся
особой, символически окрашенной иллюзорностью. Применительно к изделиям из
драгоценных материалов была уместна известная поговорка: «Мал золотник, да
дорог». Сам богослужебный ритуал как бы указывал на то, что путь к высшим
духовным ценностям пролегает через физически малые, но занимающие особое
место в духовном искусстве Средневековья священные знаки (хотя при прочих
равных условиях величины самих этих знаков тоже все-таки впрямую
соотносились с их важностью).
Величина, таким образом, могла восприниматься неоднозначно, в разных
шкалах ценностей. Это отражалось и в системе использования мер длины в
древнерусском зодчестве и градостроительстве. Среди множества одновременно
бытовавших в Древней Руси мер выделялись большие, средние, малые. Были меры
«великие городовые» и простые «дворовые», «лавочные» и проч. Меры могли
получать особую священную значимость, как. например, пояс Шимона.
использовавшийся при закладке Великой Успенской церкви Киево-Печерской
лавры, или мера Гроба Господня, привезенная в Москву для осуществления
великих строительных замыслов Бориса Годунова. В принципе каждый объект
должен был измеряться подобающей ему мерой. О многом говорит известное по
материалам XVI — XVII вв., но, судя по всему, традиционное наделение
земельной меры — десятины — различными значениями в зависимости от качества
земли и статуса ее владельца.
Можно думать, что с аналогичных позиций в древнерусских городах
