Бытие и человек в творчестве Андрея Тарковского
нивелирующее единство (как единство капель в реке и самой реки), а по
аналогии, например, с неразрывным единством окружности и ее центра:
последний формально отделен от окружности, но не мыслим без нее, точно так
же, как она не может существовать без своего центра, который определяет ее
сущность. Человек – это метафизический центр мира; если бы не было его, то
мир не имел бы ни смысла, ни определенной формы, не было бы в нем ни его
несовершенств, дефектов, ни его красоты и возможностей бесконечного
совершенствования.
Человек предстает как своего рода «свидетель» всего выступающего в
бытие, и своим свидетельством, приятием происходящего в свое сознание,
интегрированием каждого явления в целостность своей жизни он придает смысл
этому явлению и всему бытию в целом. Поэтому имеет значение не только
активное участие в событиях, но и простое созерцание, несущее в себе
«озабочение» (по терминологии Хайдеггера) миром и всем случающимся в мире.
Более того, активная позиция в мире не может быть поставлена выше
созерцания, бездеятельного соприсутствия в нем. Деятельность заставляет
человека сконцентрироваться на происходящем, позволяет ему увидеть и
осмыслить только то, что дано в его деятельности, в то же время то, что
составляет простор бытия, остается вне его внимания и заботы. Наоборот,
«озабоченное» внимание, избегающее вмешательства в отдельные явления,
охватывает весь горизонт мира и способно при его правильной ориентации
схватить смысл каждого события (точнее, придать смысл каждому событию).
Такое противопоставление активной позиции, претендующей на то, чтобы задать
новые ориентиры, провести новые резкие «борозды» в бытии, и позиции внешне
пассивной, но связанной с глубоким приятием мира и выявлением всех его
бесконечных смыслов и значений, составляет одну из важнейших линий фильма
«Страсти по Андрею». Андрей чаще всего является наблюдателем, свидетелем,
только фиксирует все происходящее вокруг; но, соединяя смыслы происходящих
событий в некоторую цельную картину, он как бы восстанавливает утраченную
бытием полноту, то всеединое состояние мира, идеальный образ которого живет
в душе каждого человека.
Все герои Тарковского предстают на первый взгляд как люди безвольные,
пассивные – как созерцатели, а не деятели. Но в каждом фильме кульминацией
всего происходящего является все-таки действие, решающий поступок, несущий
в себе ту самую осмысленность, через которую новый, абсолютный смысл входит
в мир и преображает его из хаоса к гармонии, пусть даже в одной очень
ограниченной сфере. Особенно наглядно это проявляется в «Солярисе», где
долгий период сомнений и нерешительности героя, в течение которого он
постепенно отказывается от естественной деятельной позиции и учится слышать
голоса Неведомого, завершается долгожданным прикосновением к какой-то
осмысленности в том абсурдном пространстве, где царствует иррациональный
разум планеты Солярис. Наиболее радикальным этот акт «проникновенной»
деятельности предстает в двух последних фильмах Тарковского. И самосожжение
Доменико в «Ностальгии», и сожжение своего дома Александром в
«Жертвоприношении» - это акты даже слишком радикальные в своей
решительности. В двух наиболее сложных и, может быть, наиболее зрелых
фильмах Тарковского – в «Зеркале» и «Сталкере» - долгий путь постижения
мира, всматривания и вслушивания в него, заканчивается парадоксальным
«антидеянием» - отречением от того, что, казалось бы, должно явиться
естественным итогом всего предшествующего пути. В «Сталкере» герои
отказываются от того, чтобы войти в «комнату желаний», поняв всю глубину
ответственности за поступок, который они хотели совершить. В «Зеркале»
герой постигает истину о себе, погружаясь в воспоминания, и этот путь
заканчивается, смертью, то есть абсолютным «недеянием».
Слабыми и безвольными героев Тарковского считают те, кто окружает, но не
понимает их. Эуджения, недовольная Горчаковым, мечтает встретить
«настоящего мужчину». Жена Александра постоянно укоряет мужа за то, что он
бросил актерскую профессию и стал «всего лишь» критиком. Но Тарковский
сознательно делает своих героев слабыми, для него слабость не является
недостатком. Слабый человек не обязательно не способен ничего изменить в
мире. Сталкер говорит в одном из монологов: «Когда человек родится, он слаб
и гибок. Когда умирает, он крепок и черств. Когда дерево растет, оно нежно
и гибко. А когда оно сухо и черство, оно умирает. Черствость и сила –
спутники смерти. Гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому что
отвердело, то не победит». В сущности, Сталкер излагает мысли
древнекитайского мудреца Лао-цзы из 76-й главы его книги «Даодэцзин». В
слабости человека одновременно и его сила, та сила, которой и можно
удержать мир на краю гибели.
Человек является «самооткровением» бытия, то есть в определенном
смысле он и подчинен ему. В «Солярисе» Крис Кельвин только готовился к
тому, чтобы принять позицию единства с миром, подчинению миру. В отличие от
него Сталкер уже освоился в этой сфере и воспринимает ее как свой подлинный
дом, как то место, где он может реализовать себя, где он может быть собой.
Но цена этой «адаптации» - полное исчезновение самодостаточного в свое «я».
Человек, способный жить в этом мире, - человек, лишенный сильных желаний,
стремления к самоутверждению, почти утративший любовь и надежду. В
странном мире Зоны выявляется иллюзорность, неистинность, вторичность всех
страстей, желаний, целей и идей. Поэтому герои отказываются идти в «комнату
желаний». Александр из «Жертвоприношения» осознает свою ошибку – он пытался
спасти мир, не изжив своей самодостаточности, самобытности, чувства
собственной значимости. Его поступок – акт одиночки. Не случайно в
«Сталкере» герои не имеют имен, так как имена – первый признак
индивидуальности.
Отказаться от своей самобытности человек готов только в том случае,
если взамен ему будут дарованы какие-то еще более высокие ценности. Вера в
возможность построения такой системы ценностей, не просто уничтожающей
ценность отдельной индивидуальности, но преодолевающей ее ограниченное
значение, преобразующей ее в форму абсолютной индивидуальности, пронизывает
всю историю европейской культуры. В этом случае «преодоление»
индивидуальности выглядит достаточно оптимистично. Человек ничего не
потеряет при таком «преодолении», но, наоборот, приобретет то духовное
богатство, которое доселе оставалось для него неведомым. Главное в судьбе
человека – это трагическое противоречие между нашими устремлениями к добру,
к всеобщей целостности и невозможностью их реализации в силу какой-то
непостижимой «испорченности» бытия. В «Страстях по Андрею» и «Зеркале»
господствовало достаточно оптимистическое представление о будущем человека.
Человек, открывая свою подлинную роль в бытии, вовлекая себя в бытие,
ничего не терял из своего духовного состояния. Мир становился при этом
более «прозрачным», целостным, гармоничным. Бытие, которому открывался
человек и которое открывалось человеку, выявляло только светлую,
божественную сущность. В «Солярисе» сделан больший акцент на тех
трагических проблемах, в которые вовлекается человек в тот момент, когда он
пытается преодолеть традиционное разделение мира на «объективное» и
«субъективное» и принимает свое новое положение в мире. Однако и здесь
чувствуется скрытая вера в то, что все трагедии получат разрешение и в
новом мире новый человек обретет высшую гармонию, не утратив ничего из
своего внутреннего богатства. В «Сталкере» оптимистическое представление о
грядущем человеке полностью развеивается. Открывая себя бытию и отрекаясь
от всего внутреннего, «своего» ради высшего единства и высшей подлинности
«я», человек не достигает тех целей, ради которых это отречение происходит.
«Открывшееся» бытие оказывается несовершенным, нецельным, бессмысленным как
в отдельных своих проявлениях, так и в целом. Казалось бы, человек может
выбрать между сохранением своего «я», своей «субъективности» и отстранением
от «объективности», грозящей бедами и утратами. Но Тарковский не оставляет
человеку такого выбора. Мы уже живем в мире, представленном в «Сталкере»
Зоной. В этом смысле особенно важным представляется высказывание самого
Тарковского: «В «Сталкере» фантастической можно назвать лишь исходную
ситуацию… Внутри же самой ткани происходящего никакой фантастики не будет,
видимо-реальной будет даже Зона. Все должно происходить сейчас, как будто
бы Зона уже существует где-то рядом с нами».
Герои Тарковского, особенно герои последних фильмов, тем или иным
