Феноменология духа в сказках в свете аналитической психологии Юнга - (реферат)

p>верховое животное, то этим хотят указать на то, что она оседлала Тень, т. е. ведёт себя по отношению к ней как мара1. В данном случае она куражится над Тенью. Будь она сама лошадью, то она бы утратила своё доминирующее положение как персонификация коллективного бессознательного, ведь если она является верховым животным принцессы А, супруги героя, то она объезжена, т. е. одурачена. Она как принцесса В— правильно говорится в сказке — заколдована в трёхногого. Это несколько запутанное дело может разрешиться следующим образом: 1. Принцесса А есть Анима героя2. Она едет верхом, т. е. дурачится над трёхногим, над Тенью, над триадой низших функций своего будущего супруга. Выражаясь проще, это означает, что она завладела низшей половиной личности героя. Она его подцепила со стороны его слабости, что часто случается в повседневной жизни, потому что человек нуждается в поддержке и в дополнении там, где он слаб. Женщине по смыслу подобает быть слабым местом мужчины. По всей вероятности, эта ситуация так и формулируется, если героя и принцессу А рассматривать как двух обычных людей. Но так как эта история удивительна и разыгрывается, главным образом, в мире магического, то все же правильнее толковать принцессу А как Аниму героя. В таком случае герой, благодаря встрече с Анимой, отрешается от дольнего мира, как Мерлин, благодаря своей фее, т. е. он похож на заурядного человека, который захвачен удивительным сном и смотрит на мир, словно как сквозь туман. 2. Теперь положение дел значительно усложняется из-за непредвиденного обстоятельства, так как трёхногий, со своей стороны, представляет женское начало, т. е. соответствует принцессе А. Он—принцесса В. Последняя как бы соответствует в своём лошадином обличье Тени принцессы А. (Стало быть триаде её низших функций. ) Однако принцесса В отличается от принцессы А тем, что она не ездит верхом на лошади, а в ней заключена, —другими словами, в ней заколдована, и, таким образом, оказывается под господством мужской троичности. Она одержима Тенью.

3. Теперь вопрос таков: чьей Тенью она одержима? Это не может быть Тень героя, потому что тот завладел своей Анимой. Сказка дает нам ответ: это—охотник, соответственно, колдун, который её заворожил. Как мы увидели, охотник находится в определённой связи с героем: последний постепенно занимает место охотника. Поэтому

    1 Ср. : Symbole der Wandlung [Papagr. 370 ff. и 658 ff. ].

2 То, что она не заурядная девушка, а королевское лицо, и даже избранница злого духа–доказывает её не человеческую, но мифологическую природу. Юнг полагает, что понятие Анимы известно читателю.

можно выдвинуть предположение, что охотник, в сущности говоря, есть не что иное, как Тень героя. Однако теперь такая точка зрения противоречит тому факту, что охотник репрезентирует значительную власть, которая распространяется не только на Аниму героя, но и намного дальше, а именно на королевскую пару (брата с сестрой), о существовании которой ни герой, ни его Анима не имели ни малейшего представления, и которые даже в сказке появляются очень неожиданно. Власть, которая простирается много дальше сферы влияния человека, имеетсверхиндивидуальный характер и не может быть, поэтому идентифицирована с Тенью, поскольку последнюю мы понимаем и определяем как тёмную половину личности конкретного человека. В качестве надындивидуального фактора нумен охотника является той доминантой коллективного бессознательного, которая в силу своих характерных черт, таких как охотник, колдун, ворон, чудесная лошадь, распятие— и соответственно — подвешенность на вершине мирового древа1, в особенности затрагивает древнегерманскую душу. Отблеск христианского мировоззрения в море бессознательного поэтому принимает черты Вотана2. Мы сталкиваемся в фигуре охотника с imago Dei, с образом Бога, потому что Вотан есть также бог ветра и духа, поэтому-то римляне и истолковывали его надлежащим образом какМеркурия.

4. Принц и его сестра, принцесса В, стало быть, захвачены языческим божеством и превращены в лошадей, т. е. загнаны в животную сферу. Последняя соответствует бессознательному. Оба, в их собственном человеческом обличье, когда-то принадлежали к царству коллективного бессознательного. Однако— кто они? Для ответа на этот вопрос мы должны исходить из того факта, что оба они, без сомнения, представляют собою соответствие герою и принцессе А. Оба связаны с последними, так как служат им в качестве верховых животных, и появляются, естественно, как их нижние анималистические половины. Животное с его почти полной бессознательностью с давних пор является символом той психической сферы в человеке, которая скрыта в сумраке телесной жизни влечений. Герой едет верхом на жеребце, который ознаменован четным (женским) числом (4). Принцесса А— на 1 Ich weiss, wie ich hing am windigen Baum neun ewige Nachte, vom Speere venvundet, dem Wodan geweiht: ich selber geweiht mir selber, an jenem Baume, der Jedem verbirgt, wo er den Wureeln entwachsen: “Wodan Rudenkunde” (Havamal, Vers 139)//Die Edda. 2 Ср. Переживание Бога, описываемое Nietzsche в “Klage der Ariadne”: .... —dein Wild nur bin ich, grausamster Jager! / deine stolzeste Gefangne, / du Rauber hinter Wolken....

кобыле, которая имеет только три ноги (следовательно, мужское число). Эти числа обнаруживают, что одновременно с превращением в животное наступила также определённая перемена в признаке пола: жеребец имеет женский атрибут, кобыла—мужской. Этот итог подтверждается психологией: в той мере, в какой (коллективное) бессознательное одолевает мужчину, безудержно обнаруживает характер, который я предложил обозначить как“Анима”. Окажись, напротив, женщина под господством бессознательного, —сильнее выделяется темная сторона её женской природы, связанная с резко выраженными мужскими чертами. Последние обобщаются понятием“Анимус”1. 5. Однако, по свидетельству сказки, животная форма чужеродна для пары брат-сестра, и она (форма) обязана своим существованием колдовскому влиянию языческого бога охотника. Если бы они были только животными, то мы могли бы довольствоваться, вероятно, только вышеупомянутым толкованием. При этом мы обошли бы, разумеется, несправедливым молчанием диковинный намёк в перемене родового признака. Сивая кобыла, однако, — не обычная лошадь, но чудовище со сверхъестественными свойствами. Человеческая фигура, из которой путем околдования возникло животное, должна, поэтому также иметь в себе характер сверхъестественности. Сказка, правда, не даёт никаких указаний на это. Однако, если наше предположение законно, т. е. животная форма обоих соответствует низшим человеческим компонентам героя и принцессы, тогда оказывается, что человеческая форма равна сверхчеловеческим компонентам их самих. Сверхчеловечность исходного свинопаса обнаруживается в том, что он становится героем, как бы полубогом, так как он не остается при своих свиньях, а взбирается на мировое древо, где оказывается его пленником, чуть ли не как сам Вотан. Точно так же он не сумел бы уподобиться охотнику, если бы он, как мы видели, не обладал бы известным с ним сходством. Равным образом неволя принцессы А на вершине мирового древа также означает определённую еёизбранность. Она — даже невеста бога, поскольку делит ложе с охотником, как сообщается в сказке. Именно чрезвычайные, граничащие со сверхчеловеческим, силы геройства и избранности впутывают двух обыкновенных смертных в сверхчеловеческую судьбу. Благодаря этому в мирской жизни свинопас становится королем, а принцесса находит суженого ей супруга. Так как в сказке существует не только дольний, но и магический мир, то человеческая судьба еще ни о чем не говорит. Поэтому Юнг не преминёт также

    1 Ср. Emma Jung. Beitrag zum Problem des Animus.

набросать, что происходит в магическом мире. Там так же принц и принцесса очутились во власти злого духа, и он сам находится в поистине скверном положении, из которого уже не может вызволить себя без посторонней помощи. Тем самым на ступени магического мира проводится параллель с человеческой судьбой, которая приключилась с юношей и принцессой А. Поскольку, однако, охотник как языческий кумир возвышается над миром героев и любимцев богов, то параллелизм простирается далеко за пределы только магического в область божественного и духовного, где злой дух, демон или же просто чёрт обречён на проклятие, по крайней мере, таким же могущественным или, может быть, даже более могущественным контрпринципом, что обозначается тремя гвоздями. Это наивысшее напряжение противоположностей, из которого развязывается целая драма, является, очевидно, конфликтом между верхней и нижней тройственностью, или, выражаясь мировоззренчески, между христианским Богом, с одной стороны, и чёртом, перенявшим черты Вотана1, — с другой.

6. Представляется, что мы должны исходить из этой наивысшей инстанции, если хотим правильно понять сказку, потому что исходное основание драмы состоит во всех предшествующих злоупотреблениях духа. Ближайшим результатом является его распятие. В своем нестерпимом положении он нуждается в чужой помощи, которую, если она не приходит свыше, можно призвать только снизу. Какой-то подпасок, обладая сколь безрассудной, столь и ребяческой предприимчивостью и любопытством, вскарабкивается на мировое древо. Если бы он упал и поломал себе все кости, то люди бы просто сказали: какой-то злой дух внушил ему это сумасбродство—взбираться именно на такое гигантское дерево! И на самом деле они не ошиблись бы, потому что это как раз то, что требовалось злому духу. Пленение принцессы А было злоупотреблением в дольнем миру, а зачарование (как мы вправе предположить) полубожественной пары (брата с сестрой) было тем же самым в магическом мире. Мы этого, правда, не знаем, но вполне возможно, что это злодеяние даже предшествовало колдовству принцессы А. Во всяком случае, оба события свидетельствуют о распространенности злого духа в магическом мире, так же как и в земном.

Не лишено более глубокого смысла и то, что избавителем или спасителем является именно свинопас, какблудный сын. Он происходит из низов и в этом смысле имеет много общего со странным представлением о спасителе у алхимиков. Первое его

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11