Николо Макиавелли: политическая культура средневековья - (курсовая)
p>. законодательством русские могли получать некоторые пособия, хотя и не всегда в том же объеме, что и коренные жители данной Страны. Временами жизнь русских осложнялась обстоятельствами политического характера. Так, на крупных предприятиях, где рабочие симпатизировали революции и советской власти, эмигранты часто становились изгоями. Рабочие-эмигранты имели возможность защищать свои права через профсоюзы, но многие отказывались от вступления в профсоюз или негодовали по поводу обязательного членства в них. Это нежелание было обусловлено и их политическими взглядами, и всем опытом прежней жизни в России, который ставил их в оппозицию к любой форме профсоюзного движения. Более того, поскольку первичные профсоюзные организации часто занимали откровенно прокоммунистические позиции или выступали за проведение социалистических преобразований в обществе, они не слишком охотно вступались за людей, raison d'etre которых состоял в отрицании этих преобразований. Как бы то ни было, основная угроза безопасности эмигрантов таилась не столько в нестабильности экономической ситуации принявших их стран, которая в начале 30-х гг. неуклонно ухудшалась, сколько в правовых ограничениях, с которыми русские изгнанники (как, впрочем, и другие беженцы) сталкивались в чужой стране. Эти ограничения все более ужесточались по мере ухудшения социальной и экономической обстановки и нагнетания националистических настроений и ксенофобии. Трудно сказать, являлась ли ксенофобия последствием экономического спада или же сам этот спад явился плодом недальновидной националистической политики. В любом случае, преодоление административных барьеров давалось русским эмигрантам дорогой ценой, как в психологическом, так и в материальном смысле. Натурализация редко воспринималась как достойный выход из создавшегося положения. Во-первых, ни в одной из стран Старого Света правительственная политика и традиции не предполагали автоматической натурализации, характерной для США и некоторых латиноамериканских государств. Во-вторых, сами русские считали, что натурализация является предательством по отношению к их русским корням и возложенной на них миссии являть собой альтернативу Советскому Союзу. Они не предпринимали серьезных попыток получить новое гражданство, по крайней мере до тех пор, пока в них жила надежда на возвращение домой. Когда же натурализация становилась возможной или даже необходимой, они вставали перед дилеммой морального характера: некоторые склонны были воспринимать ее как чистую формальность, которая не отражалась на их верности России и на их русском самосознании. Такое отношение, однако, не устраивало власти, дававшие согласие на натурализацию. Как уже отмечалось выше, raison d'etre эмиграции состоял в ожидании возвращения на родину, а страх“денационализации”, как они называли ассимиляцию, являлся характерной чертой Русского Зарубежья. Субъективно идея получения нового гражданства создавала новые сложности в дополнение к тем объективным препятствиям, которые принявшие эмиграцию страны чинили на пути натурализации.В этой связи нет ничего удивительного в том, что для решения проблем материального и правового порядка русские изгнанники, как было показано выше, объединялись в ассоциации и общины, которые в свою очередь становились ячейками России за рубежом. В основе всех усилий, прилагаемых эмигрантами для сохранения своего единства, лежало чувство общности происхождения, неприятие советской системы и ностальгическая мечта о возвращении в Россию. В конечном счете это было ощущение единой судьбы, которая свела их вместе вопреки всем общественным, экономическим и профессиональным различиям в прошлой жизни. Как и во всякой диаспоре, самой прочной связью было нежелание отказываться
от своего самосознания и надежда на возвращение к прошлому. Эта “тоска по дому”стояла за всеми попытками наладить взаимопомощь как среди членов какой-либо узкой группы, объединяемой до профессиональному, религиозному или политическому признаку, так и в целом в масштабах всего Русского Зарубежья. Именно благодаря этим усилиям эмигрантам удалось создать и сохранить у расселившихся по всему свету людей чувство единства.
Группы ветеранов отмечали годовщины отдельных событий, собирая вместе своих разбросанных по свету однополчан, чтобы укрепить в них преданность общему прошлому и надежду на лучшее будущее, которое суждено их родине. В основных центрах Русского Зарубежья на регулярные воскресные и праздничные службы в храмах ветераны приходили в парадной форме со своими боевыми энаменами. Школы, летние лагеря и отряды скаутов, создаваемые Для детей эмигрантов, не только вносили свой вклад в интеллектуальное и физическое развитие подрастающего поколения, но и укрепляли солидарность родителей. Как будет показано в следующей тлаве, организация и проведение празднований памятных дат объединяли изгнанников с несхожим прошлым, придерживавшихся различных убеждений. Историко-культурное единство укреплялось и церковью, особенно благодаря ее приверженности общему для всех эмигрантов языку и традиционным ритуалам. Совместные молитвы были не только актом веры, но и подтверждением преданности единой национальной и культурной традиции, которая отделяла товарищей по несчастью от общества принявшей их страны.
Как всегда бывает с людьми, оказавшимися в чуждом окружении, личные контакты и индивидуальные связи играли значительную роль как для сохранения самосознания эмигрантов, так и просто для их выживания. В тех странах, где русские не осели сплоченными в той или иной мере общинами и вели более обособленяую жизнь, например в больших городах, личные контакты йомогали найти работу, продать изготовленные товары, устроиться в учебные и медицинские заведения, уладить проблемы, возникавttme с местными властями. Случайно завязавшиеся знакомства Между эмигрантами могли неожиданно помочь в минуту отчаяния или способствовать воссоединению семей. В ежедневных и еженедельных газетах эмиграции, имевших широкое хождение, публиковались колонки объявлений о поиске потерянных родственников или о желании установить контакты иного рода. Личное знакомство во время эвакуации или в первом месте проживания часто приводило к последующей дружбе и постоянному общению. Подобные Контакты лежали в основе совместной хозяйственной деятельности, Яусть не всегда вполне успешной, —аренде ферм, основании небольших торговых, ремесленных, швейных предприятий и т. п. Клиентами этих предприятий, как правило, становились другие беженцы, что опять-таки иллюстрирует важность личных контактов
ичувства единства. Подобное поведение, типичное для эмигрантов, зачастую усиливает их изоляцию, отнюдь не способствуя интеграции в новое общество. Корни чувства изолированности от окружающей среды у русских, в отличие от других эмигрантов, скрывались в стойкой вере в возвращение, возобновление жизни на родине, освобожденной от советского режима. Сами европейские страны не облегчали или даже противились полной ассимиляции эмигрантов. Это только усиливало страх последних перед денационализацией. Даже дети эмигрантов сталкивались с трудностями при попытках интегрироваться в общество, предоставившее убежище их родителям. Несмотря на свободное владение языком и обучение в местных школах, они оставались чужаками. Подобная ситуация была особенно характерна для Франции, Германии и Маньчжурии, в меньшей степени, вероятно, для Югославии, Чехословакии и приграничных государств. Вторая мировая война внесла радикальные коррективы в это положение, особенно во Франции. Воспоминания о том, что им пришлось пережить на родине и на пути в изгнание, усиливало чувство изолированности у жителей Русского Зарубежья. Даже если они хорошо говорили на местном языке, были знакомы с историей и культурой той страны, где они жили, они по-прежнему оставались чужаками: недавно приобретенные знания и навыки не стали еще частью их самих. Эту сторону изоляции трудно проследить, однако она создает невидимый, иногда даже не ощущаемый, но тем не менее постоянный и непреодолимый эмоциональный барьер, препятствующий вступлению в тесный и приносящий истинное удовлетворение контакт с чужим обществом. Конечно, экономическая ситуация и правовой статус придавали вполне ощутимые очертания тем различиям, которые отделяли изгнанников от всех остальных. С течением времени эти внешние условия не исчезали, как это случалось в странах, принимавших массовые потоки иммигрантов, —в США, Австралии или Канаде. Те эмигранты, которым посчастливилось обзавестись собственными семьями или которые были членами русских общин, не стремились к преодолению изоляции, поскольку в своем замкнутом мирке они находили эмоциональное равновесие и материальную поддержку.
Изоляция Русского Зарубежья углублялась в силу еще одного фактора. Многие эмигранты, как упоминалось выше, потеряли свои семьи либо в России, либо на пути в изгнание. Эти люди по-прежнему хранили верность своим родным и друзьям. Они трудно заводили новые связи, особенно потому, что продолжали надеяться на скорое возвращение домой. То обстоятельство, что лишь немногие мужчины имели шанс найти спутниц жизни и создать семьи, усиливало их одиночество. Эта обособленность была особенно сильной среди мужчин, которые работали в провинции, жили в 6а
раках и общежитиях, подрывали свои силы непривычным физическим трудом и не имели больших возможностей для установления контактов, не говоря уже о более тесных связях, с местным населением. Они стремились поддерживать в себе чувство общности, осиованное на единстве прошлого и судьбы, что само по себе исклюадло серьезные попытки к интеграции.
Чувство солидарности и общности не исключало, однако, большого разброса мнений между отдельными личностями и группами. Самый заметный и драматически воспринимавшийся источник навряженности и конфликтов заключался в политических разногласиях. Политический спектр эмиграции повторял ситуацию доревоаюционной России, если, разумеется, не считать отсутствия большевиков. Здесь присутствовали течения от крайне левых—анархо-синдикалистов, левых и правых меньшевиков, левых и правых лееров и либералов различного толка—до крайне правых, ультрареакционных монархистов, а с 30-х гг. и профашистских группировок. Это политическое деление, естественно, оказывало влияние на деятельность многих институтов. Мы уже отмечали конфликт йежду представителями генерала Врангеля и Конференцией послов. Подобные конфликты не исчерпывались противоречиями в юшнистративной верхушке. Предметом споров являлось будущее России: сторонники Врангеля были убежденными монархистами, когда как сотрудники органов по делам беженцев при посольствах большинстве не поддерживали идею реставрации монархии и симпатизировали умеренно либеральным взглядам. То же самое цюгиворечие разделяло ассоциации студентов и преподавателей. Иллюстрацией негативного влияния политических разногласий на деятельность общественных институтов может служить противодействие представителя Врангеля, Палеолога, деятельности Земгора в Югославии. Политические противоречия могли существовать- врамках одной организации, даже такой, которая, на первый взгляд, должна была бы держаться вдалеке от политики. Так, на - пример, Всероссийский союз ветеранов чуть было не распался из-за спора о том, должны ли его члены публично отречься от всяких политических пристрастий, кроме общей поддержки монархии. Результатом подобных конфликтов явилось создание двух студенческих ассоциаций, двух союзов водителей такси в Париже и т. д. Другой повод для разногласий, имевший политическую окраску, возник вследствие раскола, произошедшего за границей в Русской Православной Церкви. В основе его лежал вопрос, кому принадлежит духовная власть над церковными общинами диаспоры—патриаpxy Московскому или Синоду епископов в Сремски Карловицах Сербия). Это противоречие породило многочисленные конфликты среди верующих, которые создавали препятствия и ограничения для деятельности многих организаций, так или иначе связанных с церковью. Это проявлялось, например, при организации летних лагерей, школ и объединений молодежи и даже при проведении специальных торжеств. В оправдание эмиграции, однако, следует отметить, что политические разногласия не приводили к взаимным обвинениям, оскорблениям и недостойным личным столкновениям в церковных делах, как это имело место в других областях. Парадоксальным образом это противостояние было смягчено требованием советской власти, чтобы митрополит Евлогий и другие владыки в Западной Европе принесли публичную клятву в том, что церковь за рубежом не будет принимать участия в какой бы то ни было антисоветской деятельности и позволять себе антисоветские высказывания. Митрополит Евлогий ответил отказом, так как само по себе принятие церковью подобных обязательств означало бы занятие некоей политической позиции, что противоречило и традиции православия, и его интересам. Следствием этого отказа явилось фактическое взаимное признание или по крайней мере терпимость во взаимоотношениях между Синодом епископов в Сремски Карловицах и митрополитом Западной Европы. Конфликт, однако, вспыхнул с новой силой при иных политических условиях уже после второй мировой войны.
Часто среди эмигрантов возникали сложности из-за вопроса о подданстве. В ряде случаев выходом могло стать принятие“двойного гражданства”или двойного подданства. В других случаях подобную двойственность могли посчитать несовместимой с принадлежностью к Русскому Зарубежью. Так, я уже упоминала о том, что многие изгнанники отказывались проходить натурализацию и принимать новое гражданство, поскольку это представлялось им предательством по отношению к России и их“русскости”. Другие, руководствуясь чисто практическими побуждениями, соглашались на натурализацию в форме двойного подданства: они становились гражданами другой страны, но оставались русскими по культуре, глубоко переживая за судьбу России. Соглашаясь на подобный компромисс, они, однако, крайне редко становились членами политических партий в новой стране, но не отказывались от службы в армии. Некоторые даже считали, что, служа в армии, они вносят вклад в освобождение России. Как уже отмечалось, возникали сомнения и относительно вступления в профсоюзы тех стран, где проживали эмигранты, несмотря на то, что во многих случаях подобный шаг мог существенно облегчить материальное положение. Наконец, из боязни денационализации эмигранты опасались присоединяться к православным церквам зарубежных стран.
Учитывая всевозможные трудности, обилие организаций, которые являлись зачастую источником споров и противоречий, мы не можем не удивляться тому, что Русское Зарубежье сумело не только сохранить, но и значительно приумножить достижения русской культуры.
- Список литературы
Роман Гуль “Я - унес Россию. Апология
эмиграции”, New York 1981
С. Пушкарев “Русские за рубежом”,
“Новый журнал” 1982
3. Марк Раев “Россия за рубежом”
М. :Прогресс-Академия, 1994
