Столыпин жизнь и реформы

Этот порядок признается всеми государствами. Нет законодательства, которое

не давало бы права правительству приостанавливать течение закона, когда

государственный организм потрясен до корней, которое не давало бы ему

полномочия приостанавливать все нормы права. Это, господа, состояние

необходимой обороны; оно доводило государство не только до усиленных

репрессий, не только до применения репрессий к различным лицам и к

различным категориям людей, - оно доводило государство до подчинения всех

одной воле, произволу одного человека, оно доводило до диктатуры, которая

иногда выводила государство из опасности и приводила до спасения. Бывают,

господа, роковые моменты в жизни государства, когда государственная

необходимость стоит выше права и когда надлежит выбирать между целостью

теорий и целостью отечества".

Далее Столыпин, отвечая на призыв к его политической честности, сказал, что

военно-полевые суды – временная мера, мера суровая, она должна "сломить

преступную волну и отойти в вечность". К сожалению, в тот период

революционный террор не пошел на убыль и Столыпин процитировал резолюции

съездов социалистов-революционеров, обращенные на подготовку всеобщего

восстания и свержения самодержавия и задал естественные вопросы: "Вправе ли

правительство перед лицом своих верных слуг, ежеминутно подвергающихся

смертельной опасности, сделать главную уступку революции? Вдумавшись в этот

вопрос, всесторонне его взвешивая, правительство пришло к заключению, что

страна ждет от него не доказательства слабости, а доказательства веры. Мы

хотим верить, что от вас, господа, мы услышим слово умиротворения, что вы

прекратите кровавое безумие. Мы верим, что вы скажете то слово, которое

заставит нас всех стать не на разрушение исторического здания России, а на

пересоздание, переустройство его и украшение. В ожидании этого слова

правительство примет меры для того, чтобы ограничить суровый закон только

самыми исключительными случаями самых дерзновенных преступлений, с тем

чтобы, когда Дума толкнет Россию на спокойную работу, закон этот пал сам

собой путем невнесения его на утверждение законодательного собрания.

Господа, в ваших руках успокоение России, которая, конечно, сумеет отличить

кровь, о которой так много здесь говорилось, кровь на руках палачей от

крови на руках добросовестных врачей, применяющих самые чрезвычайные, может

быть, меры с одним только упованием, с одной надеждой, с одной верой –

исцелить больного".

В подтверждение своих опасений и как свидетельство того, что революционные

силы не желают уступать и продолжают кровавую вакханалию, направленную на

свержение существующего строя, 7 мая Столыпин вновь выступает в Думе, где

обнародует Правительственное сообщение о заговоре, обнаруженном в столице и

ставившее своей ближайшей целью совершение террористических актов против

императора, Великого Князя Николая Николаевича и Председателя Совета

министров. Любопытно и показательно, что среди задержанных заговорщиков

обнаружилось несколько членов Государственной думы. Это лишний раз

подтвердило тесные связи леворадикально настроенных думцев с революционными

силами, готовыми к самым крайним и решительным мерам вплоть до цареубийства

и насильственного свержения самодержавного строя. Заговорщики были

обнаружены в квартире депутата Озола, который пользовался депутатской

неприкосновенностью, чтобы потворствовать деятельности военно-революционной

организации, поставившей целью вызвать восстание в войсках. В своей речи П.

А. Столыпин сказал очень значительные слова, не потерявшие своей

актуальности и ныне. "Я должен сказать, что кроме ограждения депутатской

неприкосновенности, на нас, на носителях власти, лежит еще другая

ответственность – ограждение общественной безопасности. Долг этот мы

сознаем и исполним до конца"...

10 мая Столыпин вновь выступает в Государственной думе с речью об

устройстве быта крестьян и о праве собственности, в которой он говорит о

проблемах самого многочисленного сословия России и путях разрешения его

трудностей. Выступление это настолько значительно, что стоит здесь привести

довольно солидные абзацы в изложении премьер - министра, речь которого была

предельно ясна и понятна, в то время как многие выступления его оппонентов

нуждались в существенных уточнениях. Вот главные мысли: "Я исхожу из того

положения, что все лица, заинтересованные в этом деле, самым искренним

образом желают его разрешения. Я думаю, что крестьяне не могут не желать

разрешения того вопроса, который для них является самым близким и самым

больным. Я думаю, что землевладельцы не могут не желать иметь своими

соседями людей спокойных и довольных вместо голодающих и погромщиков. Я

думаю, что и все русские люди, жаждущие успокоения своей страны, желают

скорейшего разрешения того вопроса, который, несомненно, хотя бы отчасти,

питает смуту. Я поэтому обойду все те оскорбления и обвинения, которые

раздавались здесь против правительства. Я не буду останавливаться и на тех

нападках, которые имели характер агитационного напора на власть. Я не буду

останавливаться и на провозглашавшихся здесь началах классовой мести со

стороны бывших крепостных крестьян к дворянам, а постараюсь встать на чисто

государственную точку зрения, постараюсь отнестись совершенно

беспристрастно, даже более того, бесстрастно к данному вопросу. Постараюсь

вникнуть в существо высказывавшихся мнений, памятуя, что мнения, не

согласные со взглядами правительства, не могут почитаться последним за

крамолу". Далее, опровергая предложения левых партий, высказанные

депутатами Церетели, Волк-Карачевским и другими, П.А. убеждал, что

предложенные пути приведут к полному перевороту во всех существующих

гражданских правоотношениях, к разорению образованного класса

землевладельцев - помещиков, разрушению культурных очагов, но при этом не

решат земельного вопроса, не удовлетворят земельного голода. Он приводит

убедительные цифры: если частновладельческую и даже всю землю без малейшего

остатка отдать в распоряжение крестьян, то крестьянам центральной части

России – 14 губернии – недоставало бы и по 15 десятин, в Полтавской и

Подольской пришлось бы по 9 и 10 десятин. Это объяснялось крайне

неравномерным распределением по губерниям не только казенных и удельных, но

и частновладельческих земель. Приведенные в его речи расчеты убеждали

каждого в том, что поголовное разделение всех земель не может удовлетворить

земельную нужду на местах. Напоминая далее, что Россия не вымирает, что

прирост ее населения превосходит прирост остальных государств и составляет

более 1,5 миллионов человек в год, премьер справедливо добавляет, что для

удовлетворения землей только прирастающего населения, считая по 10 десятин

на двор, будет ежегодно потребовано дополнительно 3500000 десятин, которых

нет в центральной части России. Столыпин указывает также на отрицательный

нравственный аспект предлагаемого левыми силами насильственного способа

решения земельного вопроса. Он убеждал, что порядки существующие ныне в

общине, где все вынуждены подчиняться одному способу веления хозяйства,

необходимость постоянного передела, где инициативный и энергичный

земледелец вынужден равняться на всех остальных, зная что его земля может

быть вскоре отдана другому – все это в конечном счете снижает культурный

уровень в целом. "Путем же переделения всей земли государство в целом не

приобретет ни одного лишнего колоска хлеба" ... Далее он высказал очень

важную мысль: "Ведь тут, господа, предлагают разрушение существующей

государственности, предлагают нам среди других сильных и крепких народов

превратить Россию в развалины для того, чтобы на этих развалинах строить

новое, неведомое нам отечество."...

Критикуя далее предложения партии народной свободы, которые предложили

удовлетворить земельный голод за счет землевладельцев, Столыпин указывает

выход крестьянству: он предлагает снять с него те оковы, которые налагает

община и дать возможность укрепить за собой плоды трудов своих и

предоставить их в неотъемлемую собственность. "Пусть собственность эта

будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там,

где община уже не жизненна, но пусть она будет крепкая, пусть будет

наследственна. Такому собственнику-хозяину правительство обязано помочь

советом, помочь кредитом, то есть деньгами ...". Придется всем этим

малоземельным крестьянам дать возможность воспользоваться из существующего

земельного запаса таким количеством земли, которое им необходимо, на

льготных условиях".

В общих чертах дело сводилось бы к следующему: государство закупало бы

предлагаемые в продажу частные земли, которые вместе с удельными и

государственными составляли бы государственный земельный фонд... Из этого

фонда получали бы землю на льготных условиях те крестьяне, которым

необходимо улучшить формы теперешнего землепользования. Но так как в

настоящее время крестьянство оскудело, ему не под силу платить тот

сравнительно высокий процент, который взыскивается государством, то

последнее приняло бы на себя разницу в проценте, выплачиваемом по

выпускаемым им листам, и тем процентом, который был бы посилен крестьянину,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8