Русские правозащитники
тюрьме было целое побоище. О событиях 13 июля появились сообщения в
газетах.
Реакция заключённых была мгновенной. Из тюремных решеток бросали всё,
что можно было бросить, и все это летело в Трепова. В разных местах и
разными людьми готовилось покушение на Трепова.
13 июля А.Ф. Кони был в Петергофе. «...В Нижнем саду, - вспоминает он
было так заманчиво хорошо... а день был воскресный, что я решился остаться
до часа... Когда я вернулся домой, в здание Министерства юстиции, мне
сказали, что у меня два раза был Трепов, поджидал довольно подолгу, и
наконец, уехал, оставив записку: «Жду вас, ежели возможно, сегодня в пять
часов откушать ко мне»»(48). Трепов, несомненно, представлял себе, что
инцидент с Боголюбовым может иметь серьёзные последствия, и решил
посоветоваться с авторитетным юристом в интимной обстановке . Но вскоре
после того, как А.Ф.Кони прочёл записку Трепова с приглашением «откушать»,
к нему явились его сотрудники и рассказали о случившимся в доме
предварительного заключения.
Известие произвело на А.Ф.Кони подавляющее впечатление. «Я ясно
сознавал, - писал он позднее, - что все это вызовет бесконечное ожесточение
в молодёжи, что сечение Боголюбова будет эксплуатироваться различными
агитаторами в их целях с необыкновенным успехом и что в политических
процессах с 13 июля начинает выступать на сцену новый ингредиент: между
судом и политическими преступниками резко вторгается грубая рука
административного произвола... Я пережил в этот печальный день тяжкие
минуты, перечувствовал те ощущения отчаяния и бессильного негодования,
которые должны были овладеть невольными свидетелями истязания Боголюбова
при виде грубого надругательства над беззащитным человеком...»(49)
С этими мыслями Анатолий Фёдорович отправился к министру юстиции
графу Палену. В первые минуты их встречи произошёл довольно курьёзный
диалог, воспроизведенный позднее Кони: «» Какая тяжёлая новость!» - сказал
я ему, -«Да! И кто мог этого ожидать так скоро, - отвечал Пален, - как
жаль, что всё это случилось! Я очень, очень огорчен». - «Я не только
огорчен, я просто возмущен, граф, и уверяю вас, что эта отвратительная
расправа будет иметь самые тягостные последствия». - «Какая расправа? О чём
вы говорите?» - изумленно спросил меня Пален. - «О происшествии в доме
предварительного заключения». - «Ах, помилуйте, я о совсем другом!
...Адамов умер...» - «Ну, это несчастье еще не большое и легко поправимое,
но то, что произошло в доме предварительного заключения, действительно
несчастье! - сказал я. - Разве вы не знаете, граф, что там наделал Трепов?»
Пален вспыхнул и запальчиво сказал мне: «Знаю и нахожу, что он поступил
очень хорошо; он был у меня, советовался, и я ему разрешил высечь
Боголюбова... надо этих мошенников так!» - и он сделал энергичный жест
рукою ... - « Но, знаете ли, граф, что там теперь происходит?» И я
рассказал ему то, что передал мне Платонов. «Ах! - продолжал горячиться
Пален. - ...Надо послать пожарную трубу и обливать.... холодною водою, а
если беспорядки будут продолжаться, то по всей этой дряни надо стрелять!
Надо положить конец всему этому...» - «Это не конец, а начало, - сказал я
ему, теряя самообладание, вы не знаете этих людей, вы их вовсе не
понимаете, и вы разрешили совершенно противозаконную, которая будет иметь
ужасные последствия; этот день не забудется арестантами дома
предварительного заключения... это не только ни чем ни оправданное насилие,
это - политическая ошибка...» - «Ах! Оставьте меня в покое, - вышел Пален
из себя, -какое вам дело до этого? Это не касается департамента
Министерства юстиции; позвольте мне действовать, как я хочу, и не
подвергаться вашей критике...»».(59)
А.Ф. Кони пишет далее: «Целый день провел я в чрезвычайном
удручении, и мысль выйти в отставку соблазняла меня не раз.. Уйти теперь
значило разнуздать совершенно прокуроров палат относительно применения
закона 19 мая( о политических преступлениях) ... Три дня я не ходил с
бумагами к Палену... Вообще с рокового дня 13 июля давно уже натянутые
отношения между мною и Паленом обострились окончательно...Еще в мае того же
года .... он предлагал мне место прокурора харьковской палаты»(51).
На следующий день, 14 июля, к Анатолию Фёдоровичу приехал Трепов,
чтобы узнать, почему тот не пожелал у него отобедать. Кони откровенно
высказал ему своё возмущение его действиями в доме предварительного
заключения в отношении не только Боголюбова, но всех других содержавшихся
там заключённых. Трепов стал защищаться и уверял, что сомневался в
законности своих действий и потому не сразу велел высечь Боголюбова,
который ему будто бы нагрубил, а сначала зашел к Кони, чтобы посоветоваться
с ним, как со старым прокурором, но не дождавшись его, пошел к графу
Палену, который и дал разрешение высечь Боголюбова. Выслушав возмущенного
Кони, Трепов заявил что если бы Пален сказал ему хоть часть того, что
сообщил Кони, то он. Трепов, ни в коим случае не отдал бы распоряжение сечь
Боголюбова. Далее в свое оправдание Трепов сказал: «Боголюбова я перевел в
Литовский замок Он здоров и спокоен. Я ничего против него не имею, но нужен
был пример. Я ему послал чаю и сахару». Комментируя это заявление, А.Ф.Кони
писал: «Я не знаю, пил ли Боголюбов треповский чай и действительно ли он -
студент университета - чувствовал себя хорошо после треповских розог, но
достоверно то, что через два года он умер в госпитале центральной тюрьмы в
Ново-Белгороде в состоянии мрачного помешательства»(52)
В конце 1877 г. А.Ф.Кони был назначен председателем Петербургского
окружного суда и 24 января 1878 г. вступил в должность. Сбывались,
казалось, давешние мечты: «Открывается широкий горизонт благородного
судейского труда, который в связи с кафедрой в Училище правоведения мог
наполнить всю жизнь, давая, наконец, ввиду совершенной определенности
положения несменяемого судьи возможность впервые подумать и о личном
счастии...»(54)
Однако судьбе было угодно сложиться так, что именно в этот день, т.е.
в день вступления на новую должность, 24 января, произошло событие, в связи
с которым имя А.Ф.Кони стало достоянием истории России.
Вступление А.Ф.Кони в должность началось со знакомства с сотрудниками
суда и отдачи неотложных распоряжений. В ходе этой работы Анатолию
Фёдоровичу доложили, что утром выстрелом из пистолета ранен градоначальник
Трепов. Закончив неотложные дела, А.Ф.Кони поехал к Трепову. « Я,
-вспоминал он позднее, -нашел у него приемной массу чиновного и военного
народа, разных сановников и полицейских, врачей. Старику только что
произвели опыт извлечения пули, но опыт неудачный, так как, несмотря на
повторение его затем, пуля осталась не извлеченною, что давало впоследствии
Салтыкову-Щедрину, жившему с ним на одной лестнице, повод ругаться, говоря,
что при встречах с Треповым он боится, что тот в него «выстрелит». Старик
был слаб, но ввиду его железной натуры опасности не предвиделось. Тут же, в
приемной, за длинным столом, против следователя... и начальника сыскной
полиции... сидела девушка среднего роста, с продолговатым бледным,
нездоровым лицом и гладко зачесанными волосами... Это была Вера Засулич...
В толпе, теснившейся вокруг и смотревшей на нее, покуда только с
любопытством, был и Пален в сопровождении Лопухина... назначенного
прокурором палаты...»(55) Когда А.Ф.Кони подошел к министру юстиции Палену,
тот сразу же сказал: «Да! Анатолий Фёдорович проведет нам это дело
прекрасно». В ответ Кони спросил: «Разве оно уже настолько выяснилось?» -
«О, да! - ответил за Палена Лопухин, - вполне; это дело личной мести, и
присяжные себя покажут, что они должны отнестись к делу строго.(56)
В тот же день Трепова навестил Александр II, которому, однако, очень
не понравилось слова Трепова: « Эта пуля, быть может, назначалась вам, ваше
величество, и я счастлив, что принял ее за вас».(57)
На второй день после покушения Лопухину вручили телеграмму прокурора
Одесской палаты, в которой сообщалось, что, по агентурным данным,
«преступницу», стрелявшую в Трепова, зовут Усулич, а не Козловой, из чего
следовало, что одесским революционным кружкам уже заранее было известно,
кто должен был совершить покушение на Трепова. Но телеграмма была скрыта от
следствия и суда. Министерство юстиции и органы следствия были настолько
уверены в осуждении Засулич, что не приобщили к делу материалы о ее
прошлом, в том числе о ее десятилетним участии в тайных обществах.
А.Ф.Кони писал по этому поводу, что в тупой голове Палена и в
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11