Русские правозащитники

Но я никогда не делал себе иллюзий относительно его обвинительных

способностей»(69)

Вопрос о выборе защитника решился проще и без всяких осложнений.

В.Засулич не хотела приглашать защитника и собиралась защищать себя сама.

Но при получении 23 марта обвинительного акта она сделала официальное

заявление, что избирает своим защитником присяжного поверенного

Александрова.

При подготовке процесса возник вопрос о допуске публики в зал судебного

заседания. Стала поступать масса просьб о предоставлении возможности

присутствовать на процессе. 26 марта в газете « Русский мир» появилось

следующее сообщение: « Число публики, желающей присутствовать на

предстоящем в нашем окружном суде процессе о покушении на жизнь

градоначальника, уже в настоящее время настолько значительно, что

оказывается возможным удовлетворить не более одной четверти обращающихся с

просьбами о допущении в заседание суда по этому делу».

Казалось, к проведению процесса уже все было готово. Но все ли?

Недоставало еще одного - последнего напутствия министра юстиции графа

Палена. Он, конечно, начал понимать, что поступил легкомысленно, передав

дело Засулич на рассмотрение суда с участием присяжных заседателей, и

ощущал эту свою оплошность все отчетливее. Временами его охватывал страх за

свой опрометчивый шаг. Его волновало, как отнесутся присяжные к поступку

В.Засулич, но его не меньше он беспокоился о том, как проведет процесс

А.Ф.Кони. 27 марта Пален пригласил его к себе по какому-то маловажному

делу, что, конечно служило лишь предлогом.

Отказ Жуковского и Андреевского выступить обвинителями встревожил

графа. Разговор с А.Ф,Кони с этого и начался. Высказав упреки в их адрес,

пален грозно произнес: «Пусть только пройдет дело, а там мы еще поговорим».

Воспроизведем состоявшеюся беседу по воспоминаниям А.Ф.Кони. «Пален сказал

мне: «Ну, Анатолий Фёдорович, теперь все зависит от вас, от вашего умения

и красноречия». - «Граф, - ответил я, - умение председателя состоит в

беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо

существенные признаки резюме - беспристрастие и спокойствие... Мои

обязанности и задачи так ясно определены в уставах, что теперь уже можно

сказать, что я буду делать в заседании...» - «Да, я знаю -беспристрастие!

Беспристрастие! Так говорят все ваши «статисты» (так называл он людей,

любивших ссылаться на статьи судебных уставов), но есть дела, где нужно

смотреть так, знаете, политически; это проклятое дело надо спустить скорее

и сделать на всю эту проклятую историю так (он очертил рукою в воздухе

крест), и я говорю, что если Анатолий Фёдорович захочет, то он так им (т.е.

присяжным) скажет, что они сделают всё, что он пожелает! Ведь, так, а?» -

«Граф, влиять на присяжных должны стороны, это их законная роль;

председатель же, который будет гнуть весь процесс к исключительному

обвинению, сразу потеряет всякий авторитет у присяжных, особенно у

развитых, петербургских, и, я могу вас уверить по бывшим примерам, окажет

медвежью услугу обвинению». - «Да, но, повторяю, от вас, именно от вас

правительство ждет в этом деле услуги и содействия обвинению. Я прошу вас

оставить меня в уверенности, что мы можем на вас опереться.. Что такое

стороны? Стороны - вздор! Тут всё зависит от вас...» - « Но позвольте,

граф, ведь вы высказываете совершенно невозможный взгляд на роль

председателя, и могу вас уверить, что я не так понимал эту роль, когда шел

в председатели, не так понимаю ее и теперь. Председатель - судья, а не

сторона, и, ведя уголовный процесс, он держит в руках чашу со святыми

дарами. Он не смеет наклонять ее нив ту, ни в другую сторону - иначе дары

будут пролиты...

Да и если требовать от председателя не юридической, а политической

деятельности, то где предел таких требований, где определение рода услуг,

которые может пожелать оказать иной, не меру услужливый председатель? Нет,

граф! Я вас прошу не становиться на эту точку зрения и не ждать от меня

ничего, кроме точного исполнения моих обязанностей... Вы знаете, что суд

отказал в вызове свидетелей, могущих разъяснить факты, внушившие Засулич

мысль о выстреле в Трепова. Но на днях истекает неделя с объявления ей об

этом, и она может обратится и, вероятно, обратится с требованием об ее

счет. Оно будет для суда обязательно. Мы не имеем права отказать ей в этом.

Но свидетели такого рода, несомненно коснуться факта сечения Боголюбова,

рассказы о котором так возбудили Засулич. Этим будет дан защитнику очень

благодарный и опасный в умелых руках материал. Вы знаете Александрова

больше, чем я, и не станете отрицать за ним ни таланта, ни ловкости.

Несомненно, что он напряжет все свои силы в этом деле, сознавая, что оно

есть пробный камень для адвокатской репутации... Против такого защитника и

по такому вообще благодарному для защиты делу необходим по меньшей мере

равносильный обвинитель - холодный, спокойный, уверенный в себе и привыкший

представлять суду более широкие горизонты, чем простое изложение

улик»»(73).

Видя, что граф после возбуждения впадает в сонливое состояние, А.Ф.

Кони прервал беседу, прося не ожидать от него каких-либо исключительных

действий. «»И вы думаете, что может быть оправдательный приговор?» -

спросил Пален. Зевая. - «Да, может быть при неравенстве сторон более чем

возможен...» - «Нет, что обвинитель! - задумчиво сказал Пален. - А вот о

чем я вас очень попрошу... Знаете что? Дайте мне кассационный повод на

случай оправдания, а(«» - и хитро подмигнул Кони, на что тот ответил: «...

ошибки возможны и, вероятно, будут, но делать их сознательно я не стану,

считая это совершенно несогласным с достоинством судьи...»(74). Пален вновь

повторил свою просьбу. Тогда Кони молча встал, и они расстались.

Итак, последняя попытка «напутствия» оказалась неудачной. А день

разбирательства дела все приближался. 30 марта к Кони явился судебный

пристав и сообщил, что присяжные, сознавая всю важность предстоящего дела,

отнеслись к нему с некоторой тревогой. Они поручили судебному приставу

спросить у председателя, не следует ли им ввиду важности заседания 31 марта

надеть фраки и белые галстуки. А.Ф.Кони просил пристава передать, что не

находит нужным делать это.

Все ждали 31 марта. Бушевали страсти . Готовила модные наряды

петербургская знать, получившая билеты на процесс. Волновались присяжные

заседатели. Репетировали свои речи защитник и прокурор. А в одиночной

камере дома предварительного заключения проводила тревожную ночь Вера

Засулич.

С беспокойством ждали этого дня и А.Ф Кони. « Вечером 30 марта, -

вспоминал он в последствии, - пойдя пройтись, я зашел посмотреть, исполнены

ли мои приказания относительно вентиляции и приведении залы суда в порядок

для много людного заседания.. Смеркалось, зала смотрела мрачно, и бог

знает, что предстояло на завтра. С мыслями об этом завтра вернулся я домой

и с ними провел почти бессонную ночь ...»(76)

Ровно в 11 часов утра 31 марта 1878 г. открылось заседание

Петербургского окружного суда. Председательствующий объявил, что слушанию

суда подлежит дело о дочери капитана Веры Засулич, обвиняемой в покушении

на убийство, и отдал распоряжение ввести подсудимую. Затем были уточнены ее

биографические данные. Судебный пристав доложил, что не явились свидетели:

со стороны обвинения генерал-адьютант Трепов, а со стороны защиты -

Куприянов и Волоховский. Секретарь суда доложил, что он по состоянию

здоровья не может явится в суд, а также подвергаться допросу на дому без

явного вреда для здоровья. В подтверждение было оглашено медицинское

свидетельство, выданное профессором Н.В.Склифосовским и другими врачами.

Учитывая, что присяжные заседатели исполняют свои обязанности не в

первый раз, председатель ограничился напоминанием о принятой ими присяге,

но особо обратил внимание на то, что присяга содержит указание на их

нравственные обязанности. Он просил присяжных приложить всю силу своего

разумения и отнестись с полным вниманием к делу, не упуская подробностей,

кажущихся несущественными, но в своей совокупности в значительной степени

объясняющих дело и его действительное значение. Он напомнил также, что

присяжные обязаны учитывать все обстоятельства, как уличающие, так и

оправдывающие подсудимую, и что все это надо рассматривать беспристрастно и

помнить, что они высказывают не просто мнение, а приговор. ...Вы должны

припомнить, - обращался Кони к заседателям, что, быть может, по настоящему

делу, которое произвело большое впечатление в обществе, вам приходилось

слышать разные разговоры и мнения, которые объясняли дело то в ту, то в

другую сторону, - Я бы советовал вам забыть их; вы должны помнить только

то, что увидите и услышите на суде, и помнить, что то, что вы слышали вне

стен суда, были мнения, а то, что вы скажете, будет приговор; то, что вы

слышали вне стен суда, не налагает на вас нравственной ответственности, а

ваш приговор налагает на вас огромную ответственность перед обществом и

перед подсудимой, судьба которой в ваших руках... вы обязуетесь судить по

убеждению совести, не по впечатлению, а по долгому, обдуманному соображению

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11