Иван Грозный в истории и литературе
как измену Богу и вере. Он ставит знак равенства между изменой Курбского и
отказом Курбского от вечного спасения: “Зачем ты, о князь, если мнишь себя
благочестивым, отверг свою единородную душу? Чем ты заменишь ее в день
Страшного суда?”(37). Причем Грозным подчеркивается, что эта измена Богу
есть нечто постоянное, совершенно не зависимое от личных человеческих
качеств носителя верховной власти: “Не полагай, что это справедливо -
разъярившись на человека, выступить против бога; одно дело - человек, даже
в царскую порфиру облеченный, а другое дело - бог”(38).
Неповиновение монарху, а тем более прямая измена ему тем самым вообще
изымается из сферы возможного и допустимого. Ситуации, в которой измена
может быть допустима и оправдана, не существует вовсе: “Если же ты, по
твоим словам, праведен и благочестив, то почему же испугался безвинно
погибнуть, ибо это не смерть, а воздаяние?”(39). И дальше: “Если же ты
праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки,
пострадать и заслужить венец вечной жизни?”(40).
Следует отметить, что в основе такого понимания верховной властью
самой себя лежала чрезвычайно жесткая логическая конструкция, идеально
упрощающая взаимоотношения между Богом и царем, царем и его подданными,
Богом и подданными царя: “Воззри (...) и вдумайся: кто противится власти -
противится божескому повелению”(41).
Эта схема, в свою очередь, была калькой с такого же упрощенного
взгляда на мир, в котором единственное сохранившее истинную веру
государство - Россия - со всех сторон было окружено разного рода иноверцами
и еретиками.
Заключая изложенное в этом разделе, можно констатировать, что в
середине XVI века весь комплекс взаимоотношений, соединяющих верховную
власть с ее подданными, перестал удовлетворять верховную власть.
Рассматривая себя как власть вполне религиозную, верховная власть должна
была стремиться заменить традиционные узы, связывающие ее с ее подданными,
узами, имеющими ту же религиозную природу, что и она сама, тем самым
устранив возникшее противоречие. При очевидности и логичности самой идеи
реальный путь построения новых отношений долгое время был неясен. Когда же
образец был найден, события стали развиваться с поразительной быстротой.
Если религиозное понимание верховной власти складывалось в России
медленно и постепенно, то перевести всю систему государственных отношений
на религиозную основу Грозный пытается за считанные годы. Эта чрезвычайная
ускоренность реформ связана с многочисленными заговорами, а также военными
неудачами России, свидетельствовавшими не только о разложении старой
государственной системы, но главное, о том, что бог отвернулся от своего
избранного народа.
3. Верховная власть и Ливонская война.
Нам представляется, что анализ, проделанный выше, позволяет с
достаточной достоверностью реконструировать тот ход событий, который привел
Грозного к идее учреждения в России опричнины, а также объяснить характер и
смысл этого, по общей оценке, “странного” учреждения.
Вторая половина 1564 года, то есть время, непосредственно
предшествовавшее отъезду Грозного в Александровскую слободу и учреждению
опричнины, - это время, когда Грозный наиболее интенсивно занимался
проблемами будущего политического устройства Ливонии, ведя, в частности,
лично переговоры с плененным русскими войсками магистром Ливонского ордена
Фюрстенбергом. Неудачи русских войск на протяжении 1563-1564 гг. показали
Грозному и его ближайшим советникам невозможность чисто военного
присоединения Ливонии к России и потребовали разработки достаточно сложных
дипломатических проектов будущего устройства и будущего характера связи
между Ливонией и Россией. В окончательном варианте Иван IV “выдвинул проект
восстановления распавшегося Ливонского ордена. Предполагалось, что
восстановленный Орден будет находиться под протекторатом Русского
государства. Великим магистром должен был стать пленный Фюрстенберг. В
преемники ему назначался сын Г.Кетлера - Вильгельм”(42).
Вне всяких сомнений, разработка такого проекта была бы невозможна без
изучения истории Ливонского ордена от момента его возникновения, без
анализа взаимоотношений Ливонии со всеми ее соседями, а также без
исследования вопроса о Тевтонском ордене, одним из правопреемников которого
был Ливонский.
Идея вассальной зависимости от Русского царства одного из последних
официальных и владетельных наследников христианской власти на территории
Палестины, без сомнения, должна была импонировать Грозному. Следует
отметить, что вообще иерусалимские короли, чьей надежнейшей военной опорой
были военно-монашеские ордена и, в частности, Тевтонский, занимают в той
схеме преемственности верховной власти (от Бога) промежуточное положение:
еврейские цари святого народа и Святой земли - христианские короли Святой
земли - русские цари новой Святой земли, нового святого народа. В контексте
этого понимания признание Ливонским орденом своей вассальной зависимости от
России означало одновременно и правопреемство русского великого князя по
отношению к иерусалимским королям и, следовательно, их приоритетные права
на старую Святую землю и Иерусалим, на соединение под своей властью обеих
Святых земель.
История военно-монашеских орденов, их решающая роль в поддержании и
укреплении власти иерусалимских королей, их великолепные боевые
характеристики не могли не натолкнуть Грозного на убеждение, что все эти
преимущества их по сравнению с обычным рыцарством объясняются, в первую
очередь, религиозным характером и наполненностью их службы, теснейшим
соединением в этих орденах военной и монашеской службы, невозможностью эту
службу разорвать без утраты всякой надежды на вечное спасение. Военно-
монашеские ордена должны были показаться Грозному идеальным решением всех
стоящих перед ним проблем, идеальным способом организации военного сословия
России - новой Святой земли. Воинство, в свое время созданное исключительно
для защиты и распространения истинной веры, было именно тем, в чем
нуждалась Россия. Записки иностранцев, описывающие жизнь в Александровской
слободе - столице опричнины, а также права и привилегии, с одной стороны, а
с другой - ограничения, которые налагались на опричников, рисуют картину,
весьма схожую с бытом военно-монашеских орденов, естественно, с теми
поправками, которые были детерминированы специфическими для России
особенностями.
4. Устройство Опричного двора, организация и функционирование
опричнины.
Этот раздел хотелось бы предварить следующим: во все время
существования опричнины для Грозного было характерно стремление к
безусловному и очень резкому разделению мира опричнины и “обычного” мира.
Это проявилось отнюдь не только в дублировании большинства приказов и
служб, отдельно и самостоятельно управляющих опричниной и земщиной, но,
главное, в четко различимых и последовательных попытках Грозного изъять всю
опричнину и каждого опричника из общего порядка вещей, сделать их как бы
“не от мира сего”. Были разделены на опричное и земское:
а) верховная власть (опричнина передавалась в личный удел великому князю,
Московское же государство (земщина) должно было управляться Боярской
думой);
б) территория государства (причем из уездов, взятых в опричнину, выселялись
все дворяне, в нее не принятые);
в) управление (большинство приказов были разделены, что сделало возможным
практически независимое управление обеими частями государства);
г) финансы (каждая из частей государства имела свои собственные источники
дохода);
д) судебная власть (она также была фактически разделена: по свидетельству
Штадена вскоре после учреждения Опричного двора “великий князь послал в
земщину приказ: “Судите праведно, наши (т.е. опричные - В.Ш.) виноваты не
были бы”(43). Источники единодушны в том, что, как судьи, так и дьяки во
все время существования опричнины решали дела в соответствии с этой
формулой);
е) запрет на личное общение между опричниками и земскими. Тот же Штаден
писал, что “если у опричника были в земщине отец или мать, он не смел
никогда их навещать”(44). И дальше: “Я рассуждал тогда так: я хорошо знал,
что пока я в земщине, я проиграю {всякое} дело, ибо все те, кто был в
опричных при великом князе, дали присягу не говорить ни слова с земскими.
Часто бывало, что ежели найдут двух таких в разговоре - убивали обоих,
какое бы положение они не занимали. Да это и понятно, ибо они клялись
своему государю богом и святым престолом. И таких наказывал бог, а не
