Быстрый поиск

Реферат: Лейтмотив оврага в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго»

И.А. Суханова

Для структуры романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» характерна система лейтмотивов, проходящих через все произведение. Самыми известными лейтмотивами романа являются противопоставленные друг другу образы метели и свечи, неоднократно повторяющиеся в прозаических главах и возникающие вновь в «Стихотворениях Юрия Живаго». Мы рассматривали лейтмотив весны, с нашей точки зрения не менее значимый для образной системы произведения [1].

В романе, однако, есть и менее заметные лейтмотивы, выявляемые при лексикосемантическом анализе текста.

В настоящей работе мы остановимся на лейтмотиве оврага. На наш взгляд, многократная повторяемость этого образа на страницах романа позволяет и его отнести к лейтмотивам.

По определениям словарей, овраг – «крутобокая рытвина, от вешних вод» [2. II, с.642]; «[б]ольшая, глубокая, удлиненная рытвина» [3. II. С.744]; «[г]лубокая, длинная впадина на поверхности земли, рытвина от действия талых вод, ливней» [4. VIII. С.598]; синонимы к слову овраг – балка, лог, ложбина, лощина [5. С.304].

Образ оврага возникает уже в первой части романа, в главах 5 и 6. Маленький Юра с дядей приезжают в имение Кологривова к «педагогу и популяризатору полезных знаний» Воскобойникову. Он живет во флигеле в «запущенной части парка со старой полукруглою аллеей въезда». Аллея заросла травой, потому что «[п]о ней теперь не было движения, и только возили землю и строительный мусор в овраг, служивший местом сухих свалок» (I, 5) [6]. Юра в одиночестве бродит по парку и спускается в овраг, в котором не только «сухие свалки», но и вполне свежая растительность: «Он спустился из редкого и чистого леса, покрывавшего верх оврага, в ольшаник, выстилавший его дно. //Здесь была сырая тьма, бурелом и падаль, было мало цветов, и членистые стебли хвоща были похожи на жезлы и посохи с египетским орнаментом, как в его иллюстрированном священном писании» (I, 6).

Юре грустно, он плачет, затем молится об умершей матери и, не выдержав эмоционального напряжения, теряет сознание. После кратковременного обморока он ощущает чувство легкости, которое не хочет потерять, когда поднимается из оврага.

Здесь образ оврага только намечен.

Развивается он в «варыкинских» эпизодах в части IX и особенно XIV, затем значительно трансформируется в стихотворении «Сказка» из Тетради Живаго; то есть овраг в имении Кологривова предстает прообразом, «предвестием» оврага Шутьмы в Варыкине, играющего значительную роль в образной системе романа. В конце части VIII и в части IX, где описываются приезд и первое пребывание доктора в Варыкине, овраг предстает частью пейзажа, пока ничто не предвещает его символической роли, однако автор постоянно напоминает о его существовании: «А сзади из-за угла дома падал свет лампы из окна в овраг», «<…> было широкого цельного стекла окно во всю стену, возвышавшееся над оврагом.

Из окна <…> открывался вид на далекое заовражье <…>» (VIII, 10); “Вскоре все зазеленело, особенно в Шутьме, как называется овраг под Микулицынским домом, черемуха, ольха, орешник» (IX, 8).

Максимальное развитие образ оврага получает в части XIV, где речь идет о втором пребывании доктора в Варыкине.

Здесь овраг недвусмысленно становится олицетворением враждебной силы: за оврагом воют волки, и доктор считает, что в овраге их лежка; ему представляется, что там залег дракон – «вражья сила», грозящая опасностью ему и Ларе: «Идея этой враждебности, развиваясь, достигла к вечеру такой силы, точно в Шутьме открылись следы допотопного страшилища и в овраге залег чудовищных размеров сказочный, жаждущий докторовой крови и алчущий Лары дракон» (XIV, 9). В стихотворении «Сказка», которое Юрий Живаго пишет в Варыкине, аналогом оврага становится пещера, именно в ней сидит дракон, но овраг как таковой тоже упоминается: «И тогда оврагом, /Вздрогнув, напрямик /Тронул конный шагом /На призывный крик».

Несколько ранее в стихотворении употреблен синоним слова овраг – ложбина: «И забрел в ложбину <…>.» В стихотворении «Сказка» отражаются впечатления, а точнее – развиваются темы, связанные не только с оврагом Шутьма в Варыкине, но и с «первым» оврагом – в Дуплянке, имении Кологривова. Вспомним: в овраге Юра плачет и теряет сознание, а после обморока ему становится хорошо: «Он повалился на колени и залился слезами. <…> и вдруг не выдержал, упал наземь и потерял сознание. <…>. Но ему было так хорошо после обморока, что он не хотел расставаться с этим чувством легкости и боялся потерять его» (I, 6). Сравним: «В обмороке конный <…> /То в избытке счастья / Слезы в три ручья, / То душа во власти /Сна и забытья» («Сказка»).

Мотивы перемешиваются, последовательность действий и событий меняется, однако остается сама совокупность мотивов: овраг, слезы, обморок. Вспомним также, что в овраге Юра молится.

Сравним: «Посмотрел с мольбою /Всадник в высь небес <…>» («Сказка»).

Как параллель обмороку в стихотворении фигурирует сон. Сон в связи с оврагом, логом и драконом имеет место в XIV части: «<…> он вдруг проснулся после тяжкой привидевшейся ему нелепицы о драконьем логе под домом. Он открыл глаза. Вдруг дно оврага озарилось огнем и огласилось треском и гулом сделанного кем-то выстрела. <…> доктор опять уснул, а утром решил, что все это ему приснилось» (XIV, 14).

Заметим, что самого поединка конного с драконом в стихотворении нет – есть только предшествующие и последующие события и состояния. В прозаическом тексте в первых главах Юра ни с кем не борется и даже не играет в какойнибудь поединок; в Варыкине доктор чувствует враждебность оврага, но борьбы также нет – он не стреляет в волков (позже это будет делать антипод-аналог доктора Антипов-Стрельников) и не борется за Лару, когда враждебная сила реализуется в приехавшем за Ларой Комаровском.

Упоминания об овраге не ограничиваются указанными эпизодами и стихотворением «Сказка». Овраг напоминает о себе и в других главах и стихотворениях, то как необходимая деталь пейзажа, то как нечто предполагаемое, но не существующее, а иногда и как символ, читаемый только в контексте всего произведения. «Отлогая поляна широким бугром уходила вдаль, подымаясь из оврага» (V, 16); «Леса глубокими оврагами выбегали к реке и обрывами и крутыми спусками пересекали дорогу» (XV, 2); «Казалось, внизу под обрывом предполагалось что-то другое, чем наверху, река или овраг <…>. Однако под ним было повторение того же самого, что было наверху <…>» (XII, I); «И бушует, одурев, овраг» («Март»); «Где ива вдовий свой повойник /Клонила, свесивши в овраг <…>» («Весенняя распутица»); «Здесь дорога спускается в балку, /Здесь и высохших старых коряг, /И лоскутницы осени жалко, /Все сметающей в этот овраг» («Бабье лето»). Сравним.: «<…> он стал расхаживать по бровке обвалившегося окопа <…> //Земля во рву <…> была густо засыпана и забита сухим, мелким, как бы стриженым, в трубку свернувшимся листом опавшей ивы» (XI, 6). Кроме прямого наименования оврага, в тексте есть его синонимы; так, в цитированных уже фрагментах встречаются ложбина («Сказка»), балка («Бабье лето»). В части VIII возница Вакх показывает приезжим овраг Шутьму: «Далеко впереди, в конце, равнина упиралась в поперечную, грядой поднимавшуюся возвышенность. Она стеною, под которой можно было предположить овраг или реку, стояла поперек дороги <…>// Видишь вышку на шихане? – спросил Вакх. – Микулич твой и Микулишна. А под ними распадок, лог, прозвание ему Шутьма» (VIII, 8). Слово распадок становится синонимом оврага, лога в контексте, по определению словарей, распадок – «[у]зкая долина» [3. III. Ст. 1231].

Выскажем предположение, что своеобразной модификацией темы оврага, очередным напоминанием о нем служит урбаноним Сивцев Вражек, где происходит часть московских событий романа: «Дом братьев Громеко стоял на углу Сивцева Вражка и другого переулка» (II, 20). Название «другого переулка», как видим, неважно, слово же вражек – синоним к овражек [2. II. С. 642].

Синонимами дело не ограничивается. По нашим наблюдениям [7], слово овраг и его синонимы в романе «Доктор Живаго» являются частью текстового семантического поля (ТСП) враждебности и входящего в его состав микрополя земли, пещеры. Образ пещеры амбивалентен: в романе встречаются значения, связанные с евангельскими образами пещеры – места Рождества, погребения и Воскресения. Таким образом, родство с пещерой объясняет связь оврага с обмороком, забытьем, сном – то есть временным прекращением существования. Овраг же как таковой и его синонимы связаны с «идеей враждебности», которая в начале романа намечается исподволь (свалка – символ конца) и достигает максимального развития в образе дракона.

Связь оврага с враждебностью может происходить и по чисто формальным причинам: по фонетическому сходству слова с абсолютно неродственным враг. Словарь В.И. Даля указывает слово, омонимичное данному, как синоним слова овраг: «Овраг, овражек, враг, вражек» [2. II. С. 642]. Этимологические словари объясняют происхождение слова овраг от древнерусского врагъ (вьрагъ) [8. I. С. 360; III, С. 115], образованного от глагола вьрети – «бить ключом, бурлить». Исходное значение – «поток, паводок», затем «рытвина от талых вод или ливней» [9. С. 303]. Современное же слово враг (неприятель, недруг) – старославянизм; его исходное, старославянское значение – «дьявол, черт, враг рода человеческого» сохранялось в древнерусском языке [10. С. 190].

Поэтому овраг может бушевать весной, как в стихотворении «Март», подобно метели, вьюге, т.е. еще и в этом отношении оказаться аналогом силы, противопоставленной весне и Воскресению [1].

Обратим внимание еще на одну особенность образа оврага в романе. В Шутьме постоянно раздаются выстрелы, и начинаются они сразу после того, как Вакх «представляет» Шутьму приезжим: «Два ружейных выстрела, один вслед за другим, прокатились в той стороне, рождая дробящиеся, множащиеся отголоски. //Что это? Никак партизаны, дедушка? Не в нас ли? //Христос с вами. Каки партижане. Степаныч в Шутьме волков пужая» (VIII, 8). Вскоре действительно читатель видит Микулицына: «Ей [Елене Прокловне] навстречу шел с ружьем домой ее муж, поднявшийся из оврага и предполагавший тотчас же заняться прочисткой задымленных стволов, ввиду замеченных при разрядке недочетов» (VIII, 9).

Страницы: 1, 2