Князь Владимир Святой
любовь к нам и божественною просветится верою».
Патриарх поспешил исполнить волю царскую; созвал он собор и устроил клир,
учредив торжество великое, как бы в нарочитый праздник возжжены были все
лампады в великолепном храме премудрости Божией, и весь он исполнился
фимиама при сладостном пении, представляя зрелище более подобное небесному,
нежели земному. Посреди сего благолепия церковного вошли в святилище кесари
во всем блеске пышного двора своего и с ними русские послы; их поставили на
высоком месте, откуда могли они видеть всю красоту церковную и чудное
служение Патриарха, со всем собором епископов, пресвитеров и диаконов.
Изумились пришельцы русские: взоры и слух их никогда не видали ничего
подобного, и сердце их познало истину в сию торжественную минуту, ибо были
к ним приставлены диаконы, объяснявшие весь таинственный смысл божественной
службы. Мнилось им, что самые ангелы соединяли гласы свои с ликом
человеческим, и, вне себя от восторга, вышли они из храма по совершении
литургии. Свет благодати коснулся их сердца, они полюбили веру греческую,
восхваляя чудное её богослужение. Восемь дней пробыли послы русские в
Царьграде, и со многими дарами отпустили их императоры на родину, внушая им
возвестить то, что видели и слышали.
Когда возвратились в землю свою, созвал опять Владимир бояр своих и
старейшин и приказал послам возвестить дружине всё, что испытали о вере в
чуждых странах. Со всею искренностью отвечали послы: «Ходили мы к болгарам,
и странным нам показалось служение их; встают они, садятся как бы
неистовые, в распущенных одеждах и дико смотрят по сторонам; всё у них
мрачно и смрадно, и нет ничего доброго в законе их. Были мы у немцев и
видели различные богослужения в церквах их, но без всякого благолепия, и не
обрели себе никакой пользы душевной. Но когда мы пришли к грекам и они
ввели нас в тот храм, где служат Богу своему, поистине не знали мы, где
обретаемся — на небе или на земле, ибо на земле нет ничего подобного, ни
такой красоты; одно лишь можно сказать, что если где-либо — то у них
пребывает с человеками Бог, и служение ему у греков выше, чем у всех
народов. Не можем забыть виденной нами красоты; всякий человек, вкусив
однажды сладкого, уже не захочет после вкусить горечи; так и мы не можем
долее здесь оставаться чуждыми сей вере». Глубокое впечатление произвело
искреннее слово это на дружину Владимирову; многолетние старцы из числа
бояр его, в памяти коих свежими ещё были минувшие времена блаженной Ольги,
сказали князю: «Если бы не хорош был закон греческий, то не приняла бы его
и бабка твоя Ольга, которая была мудрейшею из всех человеков». Заветное имя
Ольги решило выбор любимого её внука, о котором столько молилась она; уж он
не хотел более испытывать о вере и только спросил бояр своих: «Где
креститься?» Старцы кратко отвечали: «Там, где тебе любо».
Здесь опять представляется чудное зрелище, которое не повторилось ни в
каком народе, ибо в князе русском вполне отразился воинственный дух
варяжского его племени: он ищет христианства, но не хочет смиренно молить о
нём превозносившихся греков, памятуя унижение, какому подверглась мудрая
Ольга от надменных кесарей, с которыми бились и отец его Святослав, и дядя
Игорь. Князья русские, Аскольд и Дир, ходили некогда с оружием на Царьград
и там приобрели веру; пойдет и он, по примеру их, ратию на греков, но не в
дальний Царьград, а в ближайшую Корсунь и там завоюет веру! Нельзя было
требовать смирения от язычника и воинственной его дружины; но искренно было
его усердие, хотя и с младенческим мудрованием варяжских своих обычаев.
В 988 году собрал Владимир многочисленную дружину и спустился по Днепру так
называемым греческим путем к торговой Корсуни, углубившейся в морском
заливе. Князь русский стал со своими судами в лимане, на одно вержение
стрелы от города, и началась кровопролитная осада, которой соответствовала
столь же упорная защита. Крепко бились граждане из-за стен, и не было
успеха дружине русской, хотя отовсюду обступила она укреплённый город.
Напрасно грозил осаждённым князь русский, что три года готов простоять под
их стенами, доколе не сдадутся; никто не помышлял о сдаче. Тогда Владимир
стал помышлять о приступе и велел дружине своей присыпать стены землёй,
чтобы взять город на копьё, но не было и тут успеха; граждане, подкопавшись
изнутри под свои стены, ночью отгребали насыпь и уносили землю внутрь
города, где насыпали на площади целый холм, доселе видимый посреди развалин
Корсуни. Так протекло шесть месяцев в напрасных усилиях, доколе не вложил
Господь в сердце одного Корсунянина, саном пресвитера, по имени Анастаса,
открыть Владимиру тайное средство овладеть городом, не ради корысти
человеческой, но чтобы самого завоевателя приобрести Богу, ибо ведома была
ему благая цель сей необычайной брани. Кратко написал он на стреле: «Есть
кладези за тобою к востоку, откуда по трубам течёт к нам вода, перейми
их»,— и пустил стрелу сию в стан русский. Изумился Владимир столь
нечаянному совету и принял его не как от человека, но как бы свыше. Поднял
он взор свой к небу и воскликнул: «Господи, если так будет, то сам я в воде
сей крещуся»,— и немедленно перекопал источники; жаждою истомился город и
сдался, но не как победитель взошел в него с дружиною своею Владимир, ибо
сам уже был побежден Богом христианским, который покорил ему Корсунь для
собственного его спасения и вместе с ним всего его народа.
Тогда послал к императорам греческим с таким словом: «Вот я взял славный
град ваш Корсунь; слышу, что имеете сестру свою ещё девицею и прошу её в
супруги; если же не отдадите её, то и с вашим царствующим градом поступлю
так, как с Корсунью».
Смутились кесари, и ещё более опечалилась сестра их; но не смели они
прекословить мощному князю, а только желали обратить его на путь спасения и
отвечали послам Владимировым: «Не подобает христианам брачиться с
язычником; если же крестится, то и желаемое получит, и царствие Божие
приобретет, и с нами единоверен будет; иначе не можем мы выдать за него
сестры своей». Отрадна была такая речь Владимиру, и он послал сказать
императорам: «Крещусь, ибо прежде сего испытал закон ваш, и любо мне
богослужение ваше, как мне рассказали о нём посланные мною мужи». Слово сие
успокоило кесарей греческих, и они стали умолять сестру свою Анну на это
страшное для неё супружество; а между тем послали сказать князю: «Крестись,
и тогда пошлем к тебе сестру нашу»; но Владимир опять отвечал им: «Пусть
прежде придут с сестрою вашей имеющие окрестить меня».
Трудно было Василию и Константину убедить царевну Анну идти в страну чужую
за князя-варвара, по понятиям греческим. Горько плакала она и говорила:
«Иду туда, как бы в полон, лучше бы мне здесь умереть!» — но державные
братья утешали её: «Что, если обратит тобою Бог Русскую землю на покаяние,
а землю Греческую избавишь ты от лютой рати? Видишь ли, сколь зла причинила
грекам Русь, и ныне, если не пойдешь, тою же бедой грозит нам?» Так едва
могли убедить царевну! Она же навеки простилась с братьями и присными
своими и, севши на корабль вместе с сановниками царскими и пресвитерами,
плача, поплыла через море Чёрное, на берег чуждый. С великою честью
встретил её клир и народ в греческой Корсуни, с торжеством ввели во град и
посадили в царском тереме, до времени совершения брака.
Господь, всё устрояющий на пользу человекам и в лице Владимира воздвигший
второго Константина на земле Русской, хотел просветить его чудом, подобно
как апостола своего Павла, чтобы сделать его равноапостольным просветителем
подданой ему страны. Во время пришествия царевны, когда всё ликовало в
Корсуни, встречавшей сестру своих кесарей, болезнь очей приключилась князю
русскому, и он поражён был временно слепотою при совершенном изнеможении
тела. Скорбел Владимир и упал духом, уже сомнение начало колебать его
сердце, но мудрая царевна утвердила его в вере Христовой; она послала
сказать ему: «Приими временную слепоту сию, как посещение Божие, ибо желает
показать тебе Господь неизреченную Свою славу; если хочешь освободиться от
своей болезни, поспеши и креститься во имя Святой Троицы, иначе не можешь
исцелиться». Поверил слову царственной невесты Владимир и сказал: «Если сие
исполнится, то поистине велик Бог христианский!» — и велел всё приготовить
для своего крещения. Немедленно приступил к оглашению князя русского
епископ Корсунский с пресвитерами, пришедшими вместе с царевною; в церкви
Святого Апостола Иакова, стоявшей посреди торжища корсунского, приготовлена
была купель; с одной стороны храма была палата Владимирова, а с другой —
терем царевны; и долго после ещё показывали на площади города царственные
сии жилища, развалины же церкви видны и доныне.
