Исторический портрет российского предпринимателя Саввы Морозова
авторитетом, о чем говорит избрание его сначала гласным Московской
городской думы, а в 1868 г. и председателем Московского биржевого комитета;
Тимофей Морозов входил в кружок крупных предпринимателей, считалось, что он
пользуется расположением всесильного министра финансов М. Х. Рейтерна.
Хотя Т. С. Морозов не получил систематического образования (учился
дома), он был грамотный человек и прекрасно понимал значение образования,
часто жертвовал различные, иногда довольно крупные, суммы на Московский
университет и другие учебные заведения.
Именно на Никольской мануфактуре произошла известная "Морозовская
стачка" (январь 1885 г., около 8 тыс. бастующих) - первое в России
организованное выступление пролетариата. Судебный процесс над зачинщиками
вылился, по сути дела, в суд над порядками, установленными хозяином. После
всех переживаний капиталист тяжело заболел и все дела на фабрике передал
родственникам. Умер он в октябре 1889 г., отказав по завещанию несколько
сотен тысяч рублей на благотворительные цели, в том числе 100 тыс. руб. для
призрения душевнобольных в Москве.
Никольская мануфактура с 1873 г. действовала как паевое предприятие
(основной капитал 5 млн. руб.), но вплоть до ее национализации в 1918 г.
оставалась в руках морозовской семьи. Высшим органом предприятия считалось
собрание пайщиков, где решения принимались большинством голосов, при этом
хозяин, а затем его жена - Мария Федоровна, владея более чем 90% паев,
сохраняли полный контроль над ходом дел.
В 1848 г. Тимофей Саввич женился на Марии Федоровне Симоновой, дочери
богатого московского купца, фабриканта Ф. И. Симонова, происходившего из
казанских татар, принявших православие (отсюда и "отпечаток Азии" на облике
представителей этой ветви морозовского рода). У Тимофея Саввича было четыре
дочери и четверо сыновей; Савва, родившийся 3 февраля 1862 г., и стал
наиболее известным представителем клана Морозовых. Морозовы жили в своем
особняке в Большом Трехсвятительском переулке, перекупленном у известного
откупщика В. А. Кокорева. Здесь прошли детские и юношеские годы Саввы.
Двухэтажный дом с мезонином, окруженный обширным садом с беседками и
цветниками, насчитывал 20 комнат; были здесь своя молельная и зимняя
оранжерея.
Как и многие другие семьи текстильных фабрикантов, Морозовы были
старообрядцы. В таких семьях по традиции критически относились к
существовавшим порядкам. У старообрядцев детей воспитывали по древнему
уставу благочиния - в строгости, беспрекословном послушании, в духе
религиозного аскетизма. Однако и новое неумолимо вторгалось в жизнь. В
морозовской семье уже были гувернантки и гувернеры, детей обучали светским
манерам, музыке, иностранным языкам. Вместе с тем применялись веками
испытанные "формы воспитания" и, как вспоминал Савва, "за плохие успехи в
английском языке драли". В 14 лет старшего сына определяют в 4-ю гимназию.
Имена Саввы и его младшего брата Сергея Морозовых значатся среди
выпускников 1881 года. Одновременно с ними некоторое время здесь учился К.
С. Станиславский, который курса не окончил, но оставил описание строгих
порядков в этой гимназии. Однако еще в гимназии, вспоминал Савва, "я
научился курить и не веровать в бога". Из этого признания следует, что у
этого потомственного купца неприятие семейных и корпоративных традиций
проявилось довольно рано.
В 1881 г. Савва поступил на естественное отделение физико-
математического факультета Московского университета. В студенческие годы
его интересы не ограничиваются естественными науками; увлеченно изучал он
политэкономию и философию. В 1885 г. Савва был выпущен из университета со
званием "действительного студента", которое присваивалось тем, кто
окончил курс, сдал все экзамены, но не защитил диплома, не собираясь
делать служебную карьеру; в таком случае имели значение сами знания, а не
формальные данные.
Студентом Московского университета Савва влюбился в жену своего
двоюродного племянника С. В. Морозова - Зинаиду (Зиновию) Григорьевну (1867-
1947 гг.). В России развод не одобрялся ни светской, ни церковной властью.
Бракоразводный процесс был скандалом, как и женитьба на разведенной. Отец
невесты якобы даже заявил, что ему было бы легче видеть дочь в гробу, "чем
такой позор терпеть". Почти вся родня жениха тоже была настроена против
родственницы. Не сразу родители смирились с браком старшего сына, и поэтому
после окончания университета Савва уехал в Англию. Он изучает химию в
Кембридже, собирается защищать диссертацию. Одновременно знакомится с
организацией текстильного дела на английских фабриках. Болезнь жены и
необходимость возглавить семейное дело заставили вернуться его в Россию. С.
Т. Морозов становится руководителем Никольской мануфактуры - правда лишь
номинально: большинство паев, а следовательно, и голосов на собраниях
совладельцев принадлежало отцу и матери; после смерти Т. С. Морозова
главным и основным пайщиком товарищества осталась его вдова. Таким образом,
в своей деятельности Савва Тимофеевич всецело зависел от воли матери,
которая оставалась и формально директором-распорядителем, то есть совмещала
должности председателя правления и директора. Ее старший сын, по сути дела,
стал совладельцем-управляющим, но не полноценным хозяином. Максимального
количества паев, принадлежащих Савве Тимофеевичу, не превышало 985 (его
мать представила собранию пайщиков в марте 1890 г. - 3165, в марте 1904 г.
- 3580 дивидендных бумаг фирмы).
В обществе циркулировали слухи о баснословных доходах "Саввы Второго",
однако размеры их никогда не документировались. Поступления С. Т. Морозова
состояли из директорского жалованья (10-12 тыс. руб.), наградных
(отчисления из чистой прибыли) и дивиденда (процент дохода с каждого пая).
За 10 лет, с 1895 по 1904 г., он получил 112 тыс. руб. в качестве
директорского содержания, примерно 1 млн. руб. наградных и не менее 1,3
млн. руб. дивиденда, всего около 2,5 млн. руб. Учитывая, что ему
принадлежала еще и городская недвижимость, сдававшаяся в аренду, и
земельные владения вне черты города (имения), что он занимал должности в
других фирмах (много лет был директором высокодоходного Трехгорного
пивоваренного товарищества в Москве), не будет преувеличением определить
его личные доходы в тот период в среднем в размере 250 тыс. руб. в год. В
условиях тогдашней России это было очень много. Горький писал о Савве
Тимофеевиче: "Личные его потребности были весьма скромны, можно даже
сказать, что по отношению к себе он был скуп, дома ходил в стоптанных
туфлях, на улице я его видел в заплатанных ботинках". Он был лишен амбиций,
которые заставляли многих предпринимателей вкладывать большие средства в
произведения искусства и козырять перед другими своими собраниями. К числу
коллекционеров он не принадлежал и, хотя приобретал значительные живописные
работы (в их числе "Голова старушки" Н. А. Касаткина и "Венеция"И. И.
Левитана), сколько-нибудь заметной коллекции не составил. Его
непритязательность в быту отмечалась многими. За этим, на сколько можно
судить, стояла не жадность русского Гобсека, его увлекали другие цели и
интересы. Большие материальные возможности не сделали его счастливым
человеком. "Легко в России богатеть, а жить трудно ",- с горечью заметил он
однажды.
Однако Зинаида Григорьевна придерживалась противоположных взглядов, и
Савва часто потворствовал ей. Умная, но чрезвычайно претенциозная женщина
старалась удовлетворить свое честолюбие путем, наиболее понятным
купеческому миру: немыслимые туалеты, модные и самые дорогие курорты,
собственный выезд, ложа в театре... Не будет ошибкой предположить, что и
построенное в центре Москвы необыкновенное морозовское "палаццо" отразило
ее устремления.
По возвращении из Англии Морозов приобрел довольно скромный дом на
Большой Никитской (ул. Герцена), однако такой уклад жизни вряд ли мог
устроить его супругу. В начале 90-х годов XIX в. он покупает на тихой
аристократической Спиридоновке (ул. Ал. Толстого) барский особняк с садом.
Купчая была оформлена на имя жены. В 1893 г. ветхий дом был сломан и на его
месте началось строительство. Это была первая крупная самостоятельная
работа молодого архитектора Ф. О. Шехтеля, только начинавшего входить в
моду. Постройка была завершена в 1896 г. Особняк необычного стиля
(сочетание готических и мавританских архитектурных элементов, спаянных
сведено пластикой модерна) сразу же стал одной из московских
достопримечательностей. Таких вычурных, бросающих вызов "родовых замков"
купечество себе еще не позволяло.
