Чернышевский Н.Г.
материал. Его продолжением был "Пролог. Роман из начала шестидесятых годов"
(написан в 1867- 1870 гг.; первая часть - "Пролог пролога" - опубл. в
Лондоне в 1877 г.; в России роман был издан полностью в 1906 г.).
Сохранились также пьесы "Драма без развязки", "Мастерица - варить кашу",
повесть "История одной девушки", рассказы "Кормило кормчему", "Знамение на
кровле" и др.; почти все они были задуманы как части неосуществленных
полностью больших циклов.
Каторга, срок которой истек в 1871 г., оказалась преддверием к худшему
испытанию - поселению в Якутии, в городе (а в сущности в глухом поселке,
где тюрьма была лучшим зданием) Вилюйске, отличавшемся губительным
климатом. Здесь Ч. был единственным ссыльным и мог общаться только с
жандармами и местным якутским населением; переписка была затруднена, а
часто специально задерживалась. Все же Ч. узнал в 1877 г. о смертельной
болезни Некрасова и успел передать ему - в письме к Пыпину - слова любви и
прощания (15, 86-88). Т. к. бумаги Ч. отбирались при обысках, он писал и
сам уничтожал написанное (из созданного в Вилюйске сохранились две части
романа "Отблески сияния"). Только в 1883 г., при Александре III, под
давлением требований "Народной воли" Ч. было разрешено переселиться в
Астрахань. Резкая перемена климата очень повредила его здоровью.
Годы крепости, каторги и ссылки (1862-1883) не привели к забвению
имени и сочинений Ч.- его слава мыслителя и революционера росла, вдохновляя
на смелые планы его освобождения (ему пытались устроить побег Г. А. Лопатин
в 1871 г., И. Н. Мышкин в 1875 г., оба были арестованы; были и другие
попытки). Сам Ч. никогда не просил о смягчении своей участи, в частности,
летом 1875 г. отказался от подачи прошения, к которому его пытались
склонить власти. "А что касается лично до меня, - писал он жене в 1871 г.,
- я сам не умею разобрать, согласился ли б я вычеркнуть из моей судьбы этот
переворот, который повергнул тебя на целые десять лет в огорчения и
лишения. За тебя я жалею, что было так. За себя самого совершенно доволен.
А думая о других, - об этих десятках миллионов нищих, я радуюсь тому, что
без моей воли и заслуги придано больше прежнего силы и авторитетности моему
голосу, который зазвучит же когда-нибудь в защиту их" (14, 504).
По приезде в Астрахань Ч. надеялся вернуться к активной литературной
деятельности, однако публикации его работ, хотя и под псевдонимом, были
затруднительны. Основным источником заработка, в котором крайне нуждалась
семья Ч., стали переводы, тяготившие Ч. тем более, что его глубоко не
удовлетворяли субъективно - идеалистические воззрения авторов переводимых
книг ("Энергия в природе" В. Карпентера, многотомная "Всеобщая история" Г.
Вебера и др.). Используя приемы работы с Миллем, Ч. снабжал переводы
вступительными статьями, послесловиями, нередко выбрасываемыми при издании.
Все же Ч. удалась опубликовать некоторые собственные философские работы:
"Характер человеческого знания" (Русские ведомости 1885.- М. 63-64, под
псевдонимом Андреев), "Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь"
(Русская мысль. - 1886. - ЛГ 9, за подписью Старый трансформист). Вместе с
написанным в 1888 г. предисловием к предполагаемому 3-му изданию
"Эстетических отношений..." (состоявшемуся лишь в 1906 г.) эти работы Ч.
заключают в себе резкую критику неокантианства, агностицизма
("иллюзионизма"), характерного для многих философов и естественников тех
лет. Из художественных сочинений Ч. опубликовал "Гимн Деве неба" (Русская
мысль. - 1885.- № 7, под псевдонимом Андреев). Писал повесть "Вечера у
княгини Старобельской". Получив спасенные Антоновичем после ареста Ч.
"Материалы к биографии Н. А. Добролюбова", готовил их к изданию и успел
опубликовать первый раздел (Русская мысль. - 1889.- № 1-2). Первый том
вышел в 1890 г., после смерти Ч.
При всей интенсивности работы Ч. самые дорогие для него замыслы - в
частности, создание давно задуманных популярных энциклопедий по разным
отраслям знаний - осуществить не удалось. В июне 1889 г. .Ч. получил
разрешение вернуться на родину, в Саратов. Он строил большие планы несмотря
на резко ухудшавшееся здоровье. Умер от кровоизлияния в мозг, похоронен на
Воскресенском кладбище в Саратове.
В разностороннем наследии Ч. важное место занимают работы по эстетике,
литературная критика, художественное творчество. Во всех этих областях он
выступил новатором, возбуждающим по сей день споры; к Ч. применимы его
собственные слова о Гоголе как писателе из числа тех, "любовь к которым
требует одинакового с ним настроения души, потому что их деятельность" есть
служение определенному направлению нравственных стремлений" (3, 21).
Эстетическая теория Ч., изложенная в его диссертации "Эстетические,
отношения искусства к действительности" (Спб. , 1855). а также в
авторецензии (Современник. - 1855.- № 6) и ряде работ 1854 г. (из них в
особенности важна статья "О поэзии. Сочинение Аристотеля" // Отечественные
записки. - 1854.- № 9). знаменовала перелом в истории эстетики, разрыв с
ее, идеалистической традицией. Концепции искусства как создания идеала в
эстетике Г. В. Ф. Гегеля (и его популяризатора Ф. Фишера, часто цитируемого
в диссертации) Ч. противопоставил материалистическую формулу прекрасного:
"прекрасное есть жизнь", "прекрасно то существо, в котором видим мы жизнь
такою, какова должна быть она по нашим понятиям; прекрасен тот предмет,
который выказывает в себе жизнь или напоминает нам о жизни..." (2, 10).
Объективным критерием прекрасного выступает у Ч. превосходство предмета над
другими в данном роде (при существенной оговорке, что не все роды
прекрасны). В субъективном же критерии прекрасного - "наших понятиях" - Ч.
подчеркнул социальную обусловленность эстетических вкусов (разных в
крестьянской среде и у аристократии), отказывая многим из них в истинности
(напр. романтическому "увлечению бледною, болезненною красотою" - 2, 11).
Так антропологическая, фейербаховская посылка об общечеловеческих
потребностях осложняется указанием на социальную почву эстетического
идеала. Считая, что потребности (не болезненно-фантастические) человека в
прекрасном вполне удовлетворяются действительностью, Ч. пересматривает
вопрос о содержании искусства, расширяя его границы до "общеинтересного в
жизни" (2, 82). и о его задачах. Первая из них - воспроизведение жизни была
намечена, по Ч., еще в античной эстетике) (Платон, Аристотель), полагавшей
сущность искусства в подражании человеческой жизни (Ч. отмечает искажение
этой мысли классицистами, говорившими о подражании природе в искусстве:
"подражание природе чуждо истинному поэту, главный предмет которого -
человек" (2, 278). Однако воспроизведение жизни, хотя и требует активности
художника - "способности отличать существенные черты от несущественных" (2,
80), составляет лишь формальное начало искусства. Две другие задачи,
искусства - объяснение жизни и вынесение приговора ее явлениям; они
особенно полно могут быть осуществлены в литературе ("поэзии"), которая
"представляет полнейшую возможность выразить определенную мысль. Тогда
художник становится мыслителем, и произведение искусства, оставаясь в
области искусства, приобретает значение научное" (2, 86).
В содержании искусства - "учебника жизни" - подчеркивается общее с
наукой и нравственной деятельностью человека.
Манифест материалистической эстетики Ч. не свободен от противоречий.
Блестяще показав жизненную основу прекрасного и типического и призвав в то
же время художников к овладению передовым мировоззрением, Ч. недостаточно
связал субъективную сторону содержания искусства (объяснение жизни и
вынесение приговора) с творческим, в т. ч. формотворческим, процессом и
ограничил роль фантазии. В результате положение о том, что "жизнь не думает
объяснять нам своих явлений", в то время как "в произведениях науки и
искусства это сделано (2, 87), осталось в значительной мере декларативным,
поскольку не была до конца прослежена специфика объяснения жизни на "языке
искусства". Недооценка Ч. творческой типизации, особенно заметная на фоне
гегелевского учения об идеализации в искусстве, отчасти была полемической
издержкой "апологии действительности сравнительно с фантазиею" (2, 89).
Уязвимым было и отрицание закономерности трагического, сведение его к
"ужасному в человеческой жизни" (2, 301). Впоследствии Ч. показал огромную
роль творческой типизации, на службе у которой и состоит фантазия, вымысел.
Так в творчестве Пушкина им подчеркнута огромная роль долго обдумываемого
плана, предшествующего исполнению: "Прояснить в своем уме основную мысль
романа или драмы, вникнуть в сущность характеров, которые будут ее
