Адмирал Нахимов
работает, и на смерть идут у того, кто сам ее не сторонится». Оборонa
Севастополя — сплошная чреда героизма и самопожертвования. А начало этой
чреды было в поведении Корнилова, Нахимова, Истомина. Нахимов пережил своих
товарищей адмиралов. Владимир Иванович Истомин был убит ядром на Камчатском
люнете в марте 1855 года. И Павел Степанович уже один «не сторонился
смерти». Видя это, зная это, не боялись смерти другие.
А как нелегко ему было изо дня в день — долгие месяцы — служить
примером неустрашимости. Он ведь был самым обыкновенным человеком, и
здоровье его было плохим.
Из воспоминаний врача X. Я. Гюббенета
«...Он неоднократно говорил мне в искренней беседе, что, пережив
двукратное бомбардирование Севастополя, третьего пережить не в состоянии!
[Адмирал пережил пять бомбардирований!] В последнее время он страдал
различными припадками — болями в желудке, рвотою, головокружением, даже
обмороком. Сам он всегда говорил мне откровенно о своем положении, которое
тщательно старался скрывать от всех прочих, но уверял, что о лечении теперь
и думать нечего; стоит ему прекратить сегодня обычный круг деятельности,
чтобы впасть завтра в совершенное изнеможение. «Да, — присовокупил он к
этому, — если мы сегодня заключим мир, то я убежден, что, наверное, завтра
же заболею горячкою: если я держусь еще на ногах, то этим я обязан моей
усиленной, тревожной деятельности и постоянному волнению». И в самом деле,
деятельность его, не прекращавшаяся до самой последней минуты, возрастая
почти до лихорадочного состояния и держа его целых девять месяцев в
беспрерывной тревоге, переступала почти границы естественного...»
Одна храбрость не дает победы над неприятелем. Нужно еще и искусство
воевать.
Формулу победы великолепно точно выразил Александр Васильевич Суворов:
«Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но
единственно смешанное с оною военное искусство».
Мы не чтили бы так Нахимова, если бы он был только примером храбрости.
Он был знаток военного искусства и сам творил его. Изучив в ежедневных
поездках свою оборону, Павел Степанович делал, что было в его силах, чтобы
на пути возможного движения неприятеля стояли надежные заслоны.
В начале 1855 года он был очень озабочен защитой входа в
Севастопольскую бухту. Штормовые ветры и волны разрушили преграду из
затопленных кораблей, неприятель мог воспользоваться этим и ввести свою
эскадру на рейд. Отбить такую атаку было бы невозможно, так как береговые
батареи были здесь недостаточно сильны, а на русских кораблях почти не
осталось ни орудий, ни людей — все было свезено на берег. Предположив в
своих размышлениях, что союзники прорвутся на рейд, Нахимов увидел и
события, которые за этим непременно последовали бы, — штурм города с южного
берега бухты. Защитники Севастополя не выдержали бы его, ведь им в спину
били бы орудия англофранцузской эскадры.
Увидев опасность, Нахимов придумал, как усилить защиту рейда. И это
при остром недостатке людей, орудий, пороха, снарядов. Павел Степанович
написал обстоятельный доклад главнокомандующему сухопутных и морских сил
Крыма князю Меншикову. В докладе излагалось, как и за счет чего усилить
корабли, оставшиеся незатопленными, где и в каком количестве добавить
береговые батареи. Несколько дней спустя Нахимов посылают князю еще
докладную записку. В ее конце нескрытое волнение, даже отчаяние: Нахимов
боится, что главнокомандующий отвергнет его предложения, и тогда
Севастополю гибель.
Из докладной записки П. С. Нахимова А. С. Меншикову
«...Может быть, в. с-ть найдете в этом изложении односторонний взгляд
моряка, но, тем не менее, я уверен, что вы отдадите справедливость
прямодушию, с которым оно писано; конечно, только полное и глубокое
убеждение заставило меня возвысить свой голос перед в. с-тью, — не мне
решать вопросы столь сложные. Но если вы найдете хотя немного истины во
всем, мною сказанном, то для собственного вашего спокойствия позвольте
обсудить его в военном совете. Этим средством вы положите конец опасениям
тех, кому известно настоящее положение затопленных кораблей, или, в
противном случае, решитесь без душевного беспокойства на меры, указываемые
необходимостью.
Чрезвычайные обстоятельства, в которых мы находимся, послужат мне
оправданием перед в. с-тью в настоящем моем поступке».
Умный человек, истинный патриот и честный должен извиняться перед
светлейшим начальством за то, что видит страшную опасность, грозящую общему
делу, и знает, как эту опасность предотвратить.
Меншиков всячески притеснял и унижал Нахимова, хотя, если бы доверился
ему, поддерживал бы его предложения, сам получил бы большие почести за
победы над неприятелем. Меншиков желал — и очень сильно — выиграть войну.
Самодержавная власть царя плодила в огромном количестве сановников, в
характере которых карьеризм, лизоблюдство, пресмыкательство перед
сильными мира сего сочетались с ненавистью и завистью к людям меньшего
звания, но энергичным, дальновидным, одним словом, талантливым. Меншиков
был по-своему умен, однако ум его обслуживал потребности характера. Унизить
человека, оскорбить было для ,него сверхприятным делом. При этом
забывалось все, в том числе и собственная ответственность за порученное.
То, как пытался Меншиков унизить Нахимова, может служить классическим
примером мести бездарного начальника своему подчиненному за то, что тот
талантлив.
В разгар боев за Севастополь Меншиков написал ходатайство царю о
награждении Нахимова орденом Белого орла «за достохвальное служение».
«Дать» — наложил резолюцию Николай 1. По поводу награды морской офицер П.
В. Воеводский писал М. Ф. Рейнеке: «Награда Белым орлом, мало сказать,
удивила, но оскорбила всех, видевших действия Павла Степановича, зато
[поэтому] ни один человек не позволил себе поздравить его...»
Этот орден не имел ценности. У него не было даже статута, то есть
неизвестно, за что он давался. Военные люди высоко ценили орден Георгия, он
имел четыре степени и вручался дворянам за воинские подвиги. Нахимов уже
был награжден Георгием 4, 3 и 2-й степени, поэтому все ждали, что его
наградят орденом 1-й степени. Такой награды Павел Степанович был достоин
больше, чем кто-либо другой в Севастополе. Но Меншикову хотелось унизить
героя, и он сделал это с помощью награды.
Нахимов относился к орденам с уважением, ведь ни он сам, ни его
товарищи не получали их даром.
Орденами 1 и 2-й степени награждал царь, а орденами 3 и 4-й степени —
«кавалерственные Думы», учрежденные при командующих, царь же только
утверждал решение Думы, Дума состояла из георгиевских кавалеров и
большинством голосов выносила свое решение — наградить или отказать. Павел
Степанович Нахимов, как человек кристальной честности, входил в Думу
георгиевских кавалеров Севастополя.
Из подписанного Нахимовым решения походной Думы
«...Подвиги лейтенанта Бирюлева заключаются в следующем: С первого
начала военных действий офицер этот отличается особенным мужеством,
особенно же 9 и 20 декабря 1854 года и 1 января 1855 года при трех
вылазках, в которых взято в плен 3 офицера и 53 рядовых и много побито
неприятеля. Всегда командовал охотниками и, всегда будучи впереди, первый
бросался в неприятельские траншеи; увлекал людей к неустрашимости и обращал
неприятеля в бегство. Сверх сего, ночью с 19 на 20 декабря 1854 (новый год
неприятеля) вызвался с 100 чел. охотников, бросился на высоту против
батарей на бульваре, ...штыками выбил оттуда французов, разорил их
работы и устроил на том самом месте завалы, в которых под его наблюдением
наши штуцерные [стрелки] держатся и доселе.
Кавалерственная Дума, сообразив таковые подвиги лейтенанта Бирюлева с
статутом военного ордена великомученика и победоносца Георгия, признает
его, Бирюлева, достойным награждения орденом св. Георгия 4-й степени...»
Николай Алексеевич Бирюлев впоследствии был контр-адмиралом. В
вылазке, о которой идет речь, его спас Игнатий Шевченко, матрос-охотник.
Охотниками называли тех, кто по своей воле, по охоте, шел на выполнение
рискованного задания.
Из воспоминаний Б. П. Мансурова
«Лейтенант Бирюлев сам рассказывал мне некоторые подробности о смерти
Шевченки: он всегда сопровождал его вместе с Петром Кошкой в качестве
телохранителей, как Кошка при мне выразился.
Бирюлев уже одолжен был один раз Шевченке за спасение жизни, ибо на
одной из предшествующих вылазок сей последний без оружия бросился на
целившегося в упор на Бирюлева французского стрелка и схватил его за горло
