RSS    

   А.С.Пушкин в театральных креслах Петербурга

В течение последующих тринадцати эпизодов народ не выходит

на сцену, но его присутствие постоянно ощущается. Его симпатии

к Димитрию-царевичу тревожат царя и боярство, питают удаль

Самозванца. С “мнением народным” сверяют свои поступки борющиеся стороны.

Да и победу Самозванца Пушкин представляет как социально обусловленную. У

него малочисленное войско — 15 тысяч против 50 тысяч царских, он плохой

полководец, он легкомыслен (из-за Марины Мнишек на месяц задержал

поход), но царские войска бегут при имени царевича Димитрия,

города и крепости сдаются ему. И даже временная победа Бориса не может

ничего изменить, пока на стороне Самозванца “мнение народное”. Борис

понимает это:

Он побежден, какая польза в том? Мы тщетною победой увенчались.

Он вновь собрал рассеянное войско и нам со стен Путивля

угрожает.

Пушкин не обрывает драматическое повествование на сцен смерти

царя Бориса, подчеркивая тем самым, что не царь, а народ является

подлинным героем произведения. Не приемлет народ бессмысленной

жестокости, которую несет самодержавие, а не только персонально Борис

Годунов. Увидев, что и сторонники новоявленного государя начинают свою

деятельность с преступления, народ отказывает в поддержке и

Лжедимитрию.

Трагедия началась политическим убийством безвинного царевича Димитрия и

закончилась бессмысленным убийством Марии и Федора Годуновых. Самодержавие

и насилие идут рука об руку. “Народ безмолвствует” — таков его приговор

общественной системе.

Пушкин создал в трагедии собирательный образ народа. Действующих лиц из

народа Пушкин называет “Один”, “Другой”,“Третий”; к ним примыкает и баба с

ребенком, и Юродивый. Их короткие реплики создают яркие индивидуальные

образы. И каждый из них отмечает грань единого образа народа. Создавая этот

обобщенный образ, Пушкин и здесь следует законам драмы Шекспировой. Он

показывает на протяжении трагедии эволюцию образа народа. Если в первой

сцене это безразличная к борьбе за власть, лишь исподтишка иронизирующая

толпа, то на площади перед собором в Москве в отрывочных фразах звучит

настороженность народа, угнетаемого и притесняемого царской властью. И крик

Юродивого: “Нет, нет! Нельзя молиться за царя-Ирода!” — звучит призывом к

бунту. Народ мятежный, охваченный страстью разрушения, показывает нам

Пушкин в сцене у Лобного места. Мудрым, справедливым и непреклонным судьей

истории предстает народ в финале трагедии.

Мощью философского обобщения отличается многогранный, противоречивый,

воистину шекспировский образ царя Бориса. Уже в первой сцене автор устами

разных действующих лиц дает характеристику Годунову, как бы предупреждая

нас о сложности его личности: “Зять палача и сам в душе палач”, “А он сумел

и страхом и любовью, и славою народ очаровать”.

В первом монологе Бориса в кремлевских палатах, перед патриархом и

боярами смиренная кротость и мудрая покорность обрываются интонацией

приказа. И уж совсем русская удаль и размах в последних строках:

А там —сзывать весь наш народ на пир, Всех, от вельмож до нищего

слепца; Всем вольный вход, все гости дорогие.

Глубокая, сильная душа Бориса раскрывается в монологе “Достиг я высшей

власти...”. Философом предстает Борис, размышляющий о превратностях судьбы;

ему доступно понимание непреходящих ценностей жизни:

...ничто не может нас

Среди мирских печалей успокоить;

Ничто, ничто... едина, разве совесть.

Сила его характера проявляется и в беспощадности приговора самому

себе:

Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

Пушкин показывает Бориса и в кругу семьи; он нежный отец, мудрый наставник.

Но он не погнушается и выслушать донос. Более того в Московском государстве

целая сеть шпионов и осведомителей. В каждом боярском доме у Бориса есть

“уши и глаза”. И он не занимается выяснением справедливости доносов.

Жестокостью веет от его приказа: “Гонца схватить...”

Как бы для того чтобы дать Борису достойного противника, Пушкин рисует

образ хитрейшего из хитрецов князя Шуйского. Но и в хитрости Борис может

помериться с любым хитрецом. Огромное самообладание проявляет он, внешне

спокойно выслушивая долгий доклад Шуйского о событиях в Угличе. “Довольно,

удались”, — отпускает царь подданного. Но как только ушел Шуйский, вопль

истерзанной совести вырывается из груди Бориса: “Ух, тяжело!.. Дай дух

переведу...”

В сцене на Соборной площади у царя Бориса всего две фразы. Но и их

довольно Пушкину, чтобы в неожиданном заступничестве Бориса за Юродивого

отразить внутреннее понимание Годуновым своей ответственности за

преступление, совершенное в борьбе за престол.

Создавая образ Бориса Годунова, Пушкин не задавался целью нарисовать

злодея от рождения. Борис Годунов привлекает силой характера, ума, страсти.

Но чтобы добиться власти самодержца и удержать ее за собой, надо быть

злодеем. Самодержавие обеспечивается властолюбием, хитростью, жестокостью,

угнетением народных масс. Это поэт делает очевидным всем содержанием

трагедии.

Пушкин создает и обобщенный образ правящей верхушки — боярства. Это

Шуйский, Воротынский, Афанасий Пушкин. Они сами в конфликте и с царем и с

народом, но им нужен и конфликт царя с народом — на этом строится их

благополучие.

Нарождающееся и обделенное дворянство рисует Пушкин в образе

талантливого полководца, хитрого царедворца Басманова, которому неизвестны

мучения совести. Представитель молодого в ту эпоху класса, он готов и на

измену ради обеспечения личной выгоды.

“Милым авантюристом” назвал Пушкин своего Самозванца,

которого отличает обаяние молодости, бесшабашная смелость (сцена в корчме),

пылкость чувств (сцена у фонтана). Он смел и лукав, находив и льстив. И

даже “хлестаковскими” чертами, присущими любому авантюристу, наделяет

Пушкин Самозванца: в сцене с поэтом, преподносящим ему стихи;

в сцене, где Лжедимитрий строит прожекты относительно своего

будущего двора. Ничего нет в нем барского, величественного, даже ростом мал

Самозванец. Героем его сделало “мнение народное”, обращенное

против “царя-Ирода”.

Совесть народную представляют в трагедии Пимен и Юродивый. В

неторопливой, мудрой речи Пимена слышится недовольств царской властью,

властью царя-преступника. Пимен является выразителем гнева и мнения

народа.

Как и Шекспир, Пушкин смешивает стихотворную и прозаическую речь.

Внутри стихотворной речи рифмованный стих соседствует с белым стихом.

Стихотворные размеры меняются со смелостью дозволенной только гению. И

всякий раз язык героя (и размер стиха) именно тот, которым может говорить

только этот персонаж. Русская народная речь, отражающая “лукавую

насмешливость ума” присущую русскому народному складу, в трагедии

представлена очень широко. Но русской речью в форме народной прибаутки

может заговорить только Варлаам, а русская речь в форме народного плача

может раскрыть душевную боль Ксении — “в невестах уж печальней вдовицы”.

Размеренным белым стихом разговаривают в палатах царя Бориса и в

боярских домах. Рифмованная, более легкая речь — в Кракове и Самборе.

Величавая чеканка речи царя Бориса выдержана от первого его слова до

последнего (“Я готов”).

Действующие лица в “польских” сценах изъясняются особенно изысканно.

Изменяется в зависимости от окружения и речь Самозванца: в сценах, где он

становится царевичем Димитрием, она более легкая, изысканная, чем была у

Гришки Отрепьева. А в монологе патера Черниковского ( “Всепомоществуй тебе

снятый Игнатий...”) слышны интонации польской речи.

Народ изъясняется почти всегда прозой. Даже стихотворная форма первых

народных сцен краткостью и разорванностью реплик, частотой восклицаний

создает впечатление разговорной речи.

“Борис Годунов” — первая народная трагедия России. Трагедия, обнажающая

сущность самодержавия, его антинародный характер. Естественно, что царь

долго отказывался разрешить ее опубликование, издана она была только в 1831

году, но была запрещена для сцены. Даже отрывки из нее цензура не разрешала

исполнять в театре. Впервые трагедия Пушкина была поставлена лишь в 1870

году на сцене Александрийского театра.

3.“Маленькие трагедии”

Дальнейшим утверждением театральной эстетики Пушкина стали “маленькие

трагедии”: “Скупой рыцарь”, “Моцарт и Сальери”, “Каменный гость” и “Пир во

время чумы”.

Сюжетно не связанные между собою, “маленькие трагедии” объединены

философскими размышлениями поэта. Несмотря на горечь утраты “120 братьев,

друзей, товарищей”, Пушкин и в последекабрьскую пору остался верен идеалам

“вольности святой” и проповедовал своим творчеством идеи освобождения

народа;

Лишь я, таинственный певец, На берег выброшен грозою, Я

гимны прежние пою...

Создание Пушкиным “маленьких трагедии” и “Русалки” связано творческим

феноменом “болдинской осени” поэта — осени 1830 года. В это же время были

Страницы: 1, 2, 3, 4


Новости


Быстрый поиск

Группа вКонтакте: новости

Пока нет

Новости в Twitter и Facebook

                   

Новости

© 2010.