Русская равнина
извилистых озёр.
Ещё один перл Валдая – Валдайское озеро. Оно стало символом Валдая – его
гладь видна с тракта, связывающего две столицы.
Считать Валдай горами помогало его водораздельное значение. Отсюда
расходятся сближенные между собой истоки Волги, Западной Двины, Днепра и
рек, впадающих в озёра северной покатости. Между верховьями издавна
существовали волоки, и к ним тяготели торговые пути. Некоторые волоки
облегчались постоянными или временными водными связями соседствующих
бассейнов – двинского и днепропетровского.
Ещё Пётр I понимал значение таких связей. Через Валдай уже в XVIII – XIX
веках были проложены три искуственные водные системы – Вышневолоцкая,
Тихвинская и Мариинская. В 60-х годах нашего века на смену Мариинской
системе пришёл Волго-Балтийский водный путь, лишь местами отклоняющийся от
старой трассы. Канал на водоразделе достигает в длину 40 км.
На рубеже XVIII и XIX веков возник и Двинско-Днепровский путь –
Березинская система с четырьмя каналами. Вскоре заброшенные и заросшие, они
превратились в зелёные тоннели под сомкнувшимися ольховыми кущами, теперь
тут живут бобры. Их вместе с лесами и болотами на площади более 750
квадратных километров охраняет Березинский заповедник.
Западная Двина – дочь Валдая и главная артерия северо-запада. Сегодня
река уже в значительной степени зарегулирована плотинами и расчищена от
преграждавших её порогов, хотя и не по всей длине. А прежде тут было
сплошное чередование спокойных плесов и бойких сносов, быстрин, едва
прикрывающих коварные подводные каменья – головки и жеси. При пересечении
валунных и пластовых забор, были и совсем бурные участки: 62 порога,
мешавших судоходству, насчитывалось на старой Двине.
В теснинах реку обнимали отвесные стены, сложенные девонскими
песчаниками, гипсами и доломитами, а между теснинами она выходила на
привольные низины и текла по ним с величавой медлительностью, словно
отдыхая. Таково, например, Двинское плесо, с широко расступающимися
пониженными берегами. Но ближе к низовьям река вновь кидалась в доломитовые
узости и рычала на порогах, о благополучном прохождении которых лоцманы
даже молились. Эту часть Даугавы не раз сравнивали с Рейнским ущельем в
Сланцевых горах – сходны тут и крутые берега, и высящиеся на них руины
замков и башен. Лишь близ устья Даугавга свободно разливаются, её
торжественно-спокойный ток украшает латвийскую столицу Ригу.
«Младший брат» Двины-Даугавы – Неман во многом сходен со старшей
сестрой. Длина Двины чуть больше тысячи км (1020), а Немана – чуть меньше
(937). Его течение поровну делится между территориями Белоруссии и Литвы,
где Неман считают не младшим братом, а отцом литовских рек, а матерью –
крупнейший из притоков Немана – реку Нярис Родина Немана – Минская
возвышенность Белорусской гряды. На пути он пересекает не одно
нагромождение валунов, где течение убыстряется, становится порожистым. По
низинам река несёт свои воды в широкой террасированной долине, в половодья
разливаясь на многие километры.
К западу от Валдая меняется “картина” недр. Подземный склон Балтийского
щита наклонён и под Эстонией, и под западом Латвии, но к Литве и к северу
Белоруссии кристаллический фундамент повышается, разделяя две подземные
впадины: обширную Среднерусскую на востоке и Балтийскую на западе. Второй
из них фундамент быстро погружается на глубины 1-2 км ниже уровня моря –
тут палеозойские напластования уходят под мезозой (в Литве) и даже под
совсем молодые, кайнозойские, оказавшиеся нефтеносными и уже давшие
промышленную нефть.
В Прибалтике и на Балтийской гряде, продолжающей Валдай к юго-западу,
целую область называют Поозерьем – озёр тут не на много меньше, чем в
Карелии. На псковской земле известна ещё одна «русская Венеция», или город
на воде», - Себеж с 359 озёрами. «Венеция», конечно, преувеличение, но
город обнят почти со всех сторон озёрной водой – красота редкостная.
Нет числа военно-историческим памятникам Балтийско-Валдайского края. С
глубокой древности сохранилось тут Труворово городище – свидетель дел IX
века, самой зари русской истории, и не на много поздняя Изборская крепость,
и крепости-монастыри.
В отличие от извилистых фьэрдовых берегов Эстонии, более южные берега
Балтики выровненные, низкие. Их сопровождает серебристая полоса дюн,
частично поросших сосновыми борами, так что воздух наполнен целительными
запахами моря, хвои и смол. Здесь сосредоточились лучшие морские и
климатические курорты.
К западу расположено побережье совсем другого рода. Тут поражают две
гигантские лагуны – гафы и ограждающие их песчаные косы – нерунги,
огромные, как хребты. Такие берега и у других морей теперь называются
гафовыми. Дюны нерунгов во многих местах поросли соснами и зарослями
вереска.
Когда-то пески кос были закреплены лесами, но уже давние, не одно
столетие назад, вырубки привели песчаную стихию в движение. Теперь туристы
восторгаются голыми серебристыми и золотистыми дюнами в десятки метров
высотой, а вернее бы было ужасаться. Ведь не за мертвенную обнажённость
одна из цепей песчаных холмов носит имя Мёртвые дюны – они не замерли, а,
напротив, способны передвигаться на 3-5 и даже на 7 метров в год. На их
«совести» – гибель нескольких деревень, погребённых при передувании песка
ветрами. Посёлок Нида, дважды захороненный, ютится теперь уже на третьем по
счёту месте.
Впрочем, на косах вины и следы усилий человека по обузданию песков:
насаждаются новые и охраняются старые леса из мачтовых сосен, рощи ольхи,
дубравы, липняки. Леса такие, что в них обитают даже звери – лоси, кабаны,
косули. Не белой песчаной лентой, а нашивкой из махрово-бархатной зелени
видна Куршская коса из космоса! Эта коса отделяет Куршский залив от моря.
Белорусско-Московский край. Этот край широкой полосой обнимает с юга
балтийско-валдайские ландшафты. Между ними немало общего – тоже холмы с
валунами и пески, тоже леса с болотами и озёрами. Но холмы расплывчатее,
это скорее увалы, валунов значительно меньше – последнее оледенение сюда не
доходило, поэтому озёра реже, а песчаные равнины и болота ещё обширнее. Тут
хозяйничали талые воды не только последнего ледника, доходившего до Валдая,
но и предшествовавшего ему предпоследнего. Вытаявшие изо льдов валуны
перемыты и переотложены талыми водами «по камешку» и чаще всего встречаются
лишь как примесь в глинах и песках. Весь этот рельеф плоских межуречий с
плащами песков, покровных суглинков и глин выразительно называют вторично-
моренным.
Там, где у южной кромки ледника были отложены валы конечных морен,
скопилось больше валунов. Эта приподнятая полоса называется Белорусско-
Московской грядой. В ней различаются отдельные возвышенности: Белорусская,
Смоленская, Московская, Клинско-Дмитровская, Борисоглебская,
Даниловская.
У вторично-моренной равнины монотонны только междуречья, а к долинам
примыкает рельеф с такими перепадами высот, что местами кажется даже
горным. Реки уже успели углубиться в однообразные поверхности, расчленили
их на увалы, в несколько этапов расширили свои долины, образовав
террасированные плоскости, а местами подрыли кручи высотой в десятки
метров. Таковы долины верхних течений Немана, Днепра, Волги и Москвы-реки.
В лесах всё больше лиственных деревьев, да и в облике меньше северной
суровости. Но самих лесов осталось так немного, что местность легче принять
за лесостепную. Вся природа здесь словно спокойнее, беднее контрастами…
Тем не менее, даже тут, в уцелевших лесах, под охраной охотничьих правил
размножились лоси и кабаны, иногда в избыточном количестве.
У вторично-моренного ландшафта своя эволюция. Озёра заливаются,
зарастают, превращаются в коварные трясины. Наряду с низинными болотами
обширны и верховые – на плохо дренированных водораздельных плато. Болота –
особый тип ландшафта, здесь свои цветы, краски и запахи, свои богатства,
прежде всего торфяные.
Водо-охранный режим верхней Волги помог сохраниться лесам упомянутой
низины. Её южный «залив» - Дубнинская и Яхромская низменности – заслужил
имя Московского полесья. Тут и песчаные равнины с сосновыми вересковыми
борами, и глухие ольшаники, и непролазные топи с мощными торфяниками, и
бескрайние разливы, превращающие поверхность в единое озеро. И всё это
рядом с Москвой.
На междуречьях есть свои неровности – увалы, гряды. Клинско-Дмитровская
гряда – это, как и Валдай, очередная пластовая ступень, но останец более
молодого, мезозойского, чехла платформы. Здесь уцелел от размыва верхний
плащ песков и глин, отложенных в меловое время морем. Но долины во многих
местах дорылись и до тёмных глин, отложенных более древним морем – юрского
времени, и до белых, тоже морских известняков каменноугольного возраста.
Этот «белый камень» и принёс Москве славу белокаменного города. Нижележащий
девон вскрыт бурением – он даёт минерализированную воду.
На глубинах 2-3 километра покоится уже кристаллический фундамент, тут
замыкается не различимая с поверхности чаша – Среднерусская, она же
Московская котловина. Белорусский выступ фундамента достигнут бурением у
