Дипломная работа: Время Екатерины II. Государственная педагогия
Но все же духовенство представляло сравнительно образованный класс, жило с народом вместе и при попечении о его собственном образовании и лучшем материальном положении могло сделаться могучей культурной силой и во всяком случае несравненно большей, чем приказы общественного призрения и губернаторы. Церковно-приходская школа была бы вполне уместна и целесообразна на сто лет раньше своего официального возникновения и утверждения в 1884 году. И были люди, которые отлично понимали зависимость жизненности насаждаемых школ и их процветания от участия духовенства в деле просвещения народа. Таков был академик Эписус. В поданной им записке об устройстве школ в России по австрийской системе он особенно настаивал на привлечении духовенства, он доказывал ту мысль, что просвещение народа и просвещение духовенства должно идти параллельно, чтобы одновременно делались шаги и по народному образованию, и по духовному, что нет ничего опаснее, ничто не сопровождается более ужасными последствиями, как большая неодинаковость (grosse Ungleichheit) в просвещении духовенства и остальной части нации. Об этом Эпинус умолял императрицу, но тщетно. Точно так же Эпинус настаивал на том, чтобы подумали о средствах сообщить заводимым школам прочность, устойчивость, долговечность, чтобы сделать их существование независимым от того, что называется "доброй волей и патриотизмом" 4. Но и опять вторично не вняли Эпинусу и не обеспечили существования школ.
Государство со времени Петра весьма часто обращалось к духовным школам за помощью в своих образовательных нуждах: цифирные школы были наполнены детьми духовенства, и как только этот класс учащихся был изъят и направлен в духовные училища, цифирные школы разом захирели. В академическую гимназию для ее поддержки нередко посылали семинаристов. В академический и Московский университеты много раз набирали студентов из учеников семинарий и Московской славяно-греко-латинской академии. В медицинские школы, для образования лекарей и аптекарей, учащиеся набирались из семинаристов и учеников Славяно-греко-латинской академии. В июле 1721 года по докладу из Московской академии "о защите пребывающих в учении, чтобы никто не имел власти отнимать их, по различным приказам таскать и к иным делам и учениям определять". Св. синод постановил, чтобы без синодального указа учеников никуда не отдавать и ни к каким делам не определять. В следующем году префект московских славяно-латинских школ Гедеон Грембецкий жаловался Синоду на доктора Бидло, что он, Бидло, переманивает к себе духовных воспитанников и "записует в анатомическое учение". По справке Св. синода, оказалось, что с 1719 по 1722 год Бидло успел перетянуть к себе из славяно-латинских школ 108 духовных воспитанников. А Бидло говорил, что без этих воспитанников, знающих латинский язык, он не может укомплектовать хирургические школы, а потому просил уволить его от исполнения запрещения 1721 года 5.
Когда при проведении педагогической реформы при Екатерине II нужно было подготовлять учителей для предназначенных к открытию училищ, то кандидатов в педагоги набирали в духовных семинариях и Московской академии и по завершении подготовки их посылали просвещать Россию. Эти наборы производились не один раз. По оценкам комиссии, учительская семинария за все время своего существования подготовила 420 учителей, которые и заняли места не только в народных училищах, но и в других учебных заведениях. Большинство этих учителей были из семинаристов. Семинаристов так много брали в светские школы и даже для изучения различных ремесел (с 1712 по 1720 год взято в адмиралтейство для обучения разным мастерствам 836 духовных воспитанников), что Синод не один раз протестовал против этого, указывая, что ученики духовных школ нужны самому Синоду для духовных дел. Правда, семинаристы оказывались нередко плохо подготовленными, особенно по математике; но лучше подготовленных не было, и взять их было не откуда.
Выше было указано, насколько успешно и толково учились кадеты в шляхетном корпусе. При этом не нужно забывать, что в допетровских школах арифметика почти не преподавалась, да и в петровские времена найти русского преподавателя математики, да и вообще хорошего преподавателя, было нелегко. В морской академии математические науки преподавал англичанин, а в академической гимназии геометрию одно время преподавал танцмейстер. В 1737 году в московской инженерной школе учителем был Прохор Алабушев, человек пьяный и вздорный, "по третьему смертоубийству сидел под арестом и взят обучать школу". Известен рассказ Державина о том, как в Оренбурге он учился в школе, которую держал ссыльно-каторжный немец Розе, человек развратный, жестокий и невежественный.
Весьма широко пользуясь учениками духовных школ для своих училищ, государственная власть со времени Петра и не думала давать духовенству сколько-нибудь значительной роли в народном просвещении. Она все хотела сделать сама при помощи своих губернаторов и других органов, несмотря на то, что не могла не знать об их полной неподготовленности и некомпетентности в подобных делах. Это были собственные ставленники, беспрекословно, насколько понимали и умели, исполнявшие ее волю. Государственная педагогика в том и состоит, что она к подножию государства подвергает все, церковь и духовенство суть для нее лишь служебные орудия, подчиненные государству учреждения, не направляющие силы. Когда они служат государственным целям, они могут быть поддерживаемы и поощряемы государством, а когда они стремятся проводить другие свои задачи и цели, не государственные, они должны быть обуздываемы и покоряемы государству. Вспомним, что Петр I потребовал от духовенства по духовному регламенту (прибавление к регламенту о правилах причта), чтобы священники доносили начальству о политических преступлениях, открытых им на исповеди, т. е. потребовал превращения таинства, духовного единения пастыря и пасомого, в орудие государственного сыска. И духовенство должно было подчиниться... А замена патриаршества Синодом в духовном регламенте откровенно мотивировалась тем, что народ плохо отличает самодержавную власть от духовной и, видя почести, воздаваемые духовному правителю, проникается убеждением, что "есть то второй государь, самодержцу равносильный, или больше его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство"; в случае же распри между духовною и светскою властью становится в сторону первой, не стесняясь и бунтом 6. В екатерининских школах даже закон Божий преподавался не священниками, а светскими учителями, и учебники по Божию закону были написаны не духовными лицами, а Янковичем, и только просмотрены и одобрены митрополитом Новгородским; устав народных училищ 1786 года совершенно умалчивает об участии духовенства в преподавании и управлении школьным делом.
К сказанному нужно прибавить, что образовательная система, относясь отрицательно к старой, часто вообще пренебрегала религиозным обучением, что выражалось в плохом знакомстве школьников с законом Божиим. Около 1743 года Синод заметил, что "дворяне и прочие люди детей своих обучают из российских книг только читать часовника и псалтири, а потом употребляют в разные светские науки каждой по своему намерению; а чтобы прямо знать преблагаго Бога и нашу к нему должность и догматы православной христианской веры, в чем истинный дух спасения нашего состоит, того едва ли кто обучать тщится". Это заставило Синод обращаться к Сенату с требованием публикования печатными указами во всероссийское государство об исполнении этой должности дворянами и людьми прочих чинов. Синод предложил начать обучение закону Божию с элементов, причем определял объем требуемых знаний букварем и катехизисом (Феофана Прокоповича). Впрочем, Синод выразил желание, чтобы "и другия книги церковныя читать тщились". Для выполнения этой обязанности Синод проектировал следующие меры: а) наблюдение и понуждение со стороны светского начальства всякого в своей команде и со стороны священников каждого в своем приходе; б) публикацию испрашиваемого указа каждый год или, по крайней мере, в два года раз; в) при определении на службу (или специальную школу) экзамен прежде из букваря и катехизиса. Сенат, соглашаясь с рассуждениями синода, со своей стороны предложил штрафовать родителей "или кои в их должности", которые не будут исполнять определение Синода по небрежности и нерачительности, деньгами: шляхтичей по 10 р., прочих по 2 р. каждый раз. Наблюдение и наложение шрафа предоставлено было губернаторам и воеводам.
Наконец, не следует забывать общую коренную причину трудности проведения всякого просветительного предприятия в то время — отсутствие в обществе сознания в необходимости образования и школ. Еще слишком много было таких лиц, которые непоколебимо были убеждены, что очень легко и удобно можно прожить без образования, что школа только отвлекает мальчиков от прямого практического дела — от прилавка, от завода, от сохи, от ремесла. Но только дело дошло до изыскания учеников на покрытие расходов по содержанию училищ, так из разных углов и — из Лебедяни, Шацка, Спасска, Темникова — направились в губернию жалобы от мещан и купцов, что они детей своих в училища не отдают и отдавать не будут, а потому и расходоваться на содержание их желания не имеют. Козловский купец, смотритель местного училища, находит, что вообще все училища вредны и "оныя полезно повсеместно закрыть". Многие позакрывались, а державшиеся — держались насилием. Державин в Тамбове забирал детей в школу насильно, через полицию. Вятский наместник тоже записывал учеников в народное училище "силою своей власти".
В 1788 году было поручено Козодавлеву произвести ревизию народных училищ в 10 наместничествах. Козодавлев отметил малое число учащихся в старших классах училищ. Родители считали, что их детям нужны только предметы двух низших классов, "да и то по причине чтения и чистописания", а прочие науки бесполезны. "Всякий знает, что для снискания места в гражданской службе нужно одно токмо чистописание, почему и невозможно ожидать, чтобы многие детей своих посылали в высшие классы; следовательно, главныя народные училища и не могут приносить государству ожидаемыя пользы". По мнению Козодавлева, следовало сблизить каждого с наукой "корыстью", а для этого не принимать на государственную службу, не прошедших университетских наук, а для поступления в университет необходимо пройти главное училище. Нужно заметить, что вообще отношение главных училищ к университету осталось невыясненным — можно было из них прямо поступать в университет или нельзя. Нерасположение к государственным школам различных слоев общества длилось продолжительное время. В двадцатых годах XIX века мы встречаем жалобы на то, что старшие классы училищ, т. е. гимназии, при переполненности низших пустуют. Дворянство предпочитало гимназиям свои дворянские заведения и домашнее образование, а дети других сословий не доходили до гимназических классов, начиная по требованиям отцов изучение жизненной науки. Для поддержки вновь заводимых школ был употреблен весьма любопытный прием — закрытие старых училищ и перевод их учеников в новые. В Петербурге с этой целью были закрыты все частные русские пансионы. Учеников приобрели таким путем не особенно много — набранные насильно, по обычаю, разбегались, но зато был утвержден оригинальный политико-педагогический принцип: для насаждения новых школ нужно не преобразование, а разрушение старых.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
