Вклад А.Р. Лурия в нейропсихологию
p align="left">Основными качествами Александра Романовича по описанию знавших его людей, были энтузиазм, редкая работоспособность, доброта и др. Его ответственность, отзывчивость, пунктуальность служили прекрасным примером для окружающих. К сожалению, не так уж многие из них следовали этому образцу. Об А.Р. Лурия нельзя даже сказать, что он ничего не забывал - у него просто не было времени на забывание, потому что он ничего не откладывал на завтра, тем более в долгий ящик, объясняя это стремлением разгрузить память для более важных дел. Это по Бахтину редкий дар «поступающего мышления».На заседании ученого совета, где был заслушан предварительный доклад В.П. Зинченко о кандидатской диссертации, Александра Романовича попросили выступить официальным оппонентом. Он согласился. Спустя несколько дней, при встрече с Владимиром Зинченко он сказал: «Володя, я уже написал отзыв на твою диссертацию, когда же я, наконец, ее увижу?» Скорее всего, он написал ее сразу же после ученого совета.
Систематичность А.Р. Лурия была поразительной. За месяц до своей кончины в день 75-летия он показал Владимиру Зинченко, как подготовился к смерти. На полках книжного шкафа были расставлены папки с неопубликованными работами. Шутя, он сказал, что осталась самая простая часть работы: подойти, взять папку и отнести в издательство. Как показали годы, эта часть работы пока является непосильной [2,74].
В общении поражала его быстрота и обязательность. Но самое удивительное - это атмосфера, которую он умел создать вокруг себя. В его окружении не было никакого ощущения изолированности. С этой идеологической открытостью коррелировала открытость дома. Большая профессорская квартира в двух шагах от Ленинки была открыта не только для коллег, но и для студентов, которым даже разрешалось брать с собой раритетные книги. Кстати, его студенты совместно составляли университетские руководства по общей психологии. Лурия следил за тем, чтобы его сотрудники и студенты выступали с докладами, и сам организовывал неформальные научные семинары, проходившие у него дома, в университете или в госпитале Бурденко. Попадавшие в Москву знаменитости неизменно приглашались для таких выступлений. Он сам переводил иностранных гостей, причем часто не выдерживал рамок этой роли и скорее комментировал сказанное. Прослушав первые фразы доклада крупнейшего американского специалиста по развитию ребенка Джерома Брунера вместо перевода, сказал: «Ну, здесь нет ничего нового - мы с Выготским знали все это 40 лет назад!». На экзаменах Лурия был предельно либерален: «Если студент не знает материал, то и списать не сможет». Он даже специально советовал студентам перед экзаменами готовить шпаргалки! На экзаменах всегда задавал одни и те же вопросы с незначительными вариациями. Вообще был добр к студентам и сотрудникам. Знал, кто нуждается в помощи, и помогал многим, в том числе и материально.
Одновременно Лурия вполне мог быть жестким и безаппеляционным. В дискуссиях о роли учения И.П. Павлова для психологии, публично говорил, что величие человека можно измерять тем количеством лет, на которое он задержал развитие науки. Там, где научные противоречия приобретали характер морального противостояния, проявлял себя как настоящий боец. Ненавидел карьеризм и подонков от науки, серьезные моральные проступки не прощал даже друзьям. Как пишет Елена Александровна Лурия, эти люди просто переставали для него существовать. Наученный опытом «средневековья» - 30-50-х годов, предупреждал о готовности многих идти по трупам. Частым словом в его лексиконе было «халтура». На защитах говорил правду в глаза и действительно останавливал проходимцев, по крайней мере, на том участке, где он еще это мог сделать. «Вы ошиблись. Эту работу Вы должны были бы представить для защиты на кафедру научного коммунизма. Психология - экспериментальная наука. Вы ошиблись дверью». Многих в околонаучных кругах это непосредственно задевало, и декан факультета по секрету рассказывал о письмах граждан с немыслимыми обвинениями [5,3].
Александр Романович использовал каждую возможность, чтобы увлечь других своим делом. Многие зарубежные и отечественные нейропсихологии признают, что выбрали профессию в результате встречи с ним. Проходя по университетскому двору, он часто подходил к группам студентов: «Ну как же можно стоять вот так часами и совсем ничего не делать!». Б.М. Величковский вспоминает: «Когда я стал его ассистентом, меня и моих близких будили его звонки около 7 часов утра: «Боря, ты еще спишь?!» Лурия заставлял его ходить на свои лекции, которые тогда казались Величковскому скучными. Однажды предложил прочитать лекцию вместо себя. К этому выступлению Величковский тщательно готовился неделю, а в итоге прочитал ее за 15 минут в одной аудитории старого здания МГУ [5,5].
Теперь рассмотрим научную деятельность А.Р. Лурия более подробно. А.Р. Лурия - автор более 600 научных работ в разных отраслях психологии, среди них основные: «Речь и интеллект в развитии ребенка»(1927), «Этюды по истории поведения»(1930), «Учение об афазии в свете мозговой патологии»(1940), «Травматическая афазия»(1947), «Восстановление функций после военной травмы»(1948), «Умственно отсталый ребенок»(1960), «Мозг и психические процессы»(1963,1970), «Высшие корковые функции и их нарушение при локальных поражениях мозга»(1962,1969), «Основы нейропсихологии»(1973), «Нейропсихология памяти»(1974,1976), «Основные проблемы нейролингвистики»(1976), «Язык и сознание»(1979) и ряд других, множество из которых было переведено на различные языки мира [6,2].
2. Нейропсихология как достижение и основное направление в деятельности А.Р. Лурия
Луриевская нейропсихология берет свое начало в психологии, ее источником являются общепсихологические представления о структуре и строении психических функций. В то время как западная нейропсихология в значительной степени «выросла» из медицины и до сих пор является своеобразной частью медицины - «высшей неврологией», изучающей психологические симптомы поражения мозга аналогично неврологическим симптомам и непосредственно сопоставляющей их с очагами поражения мозга.
Клиническая, медицинская «парадигма» западных нейропсихологических работ удерживает их в собственном русле, независимом от общепсихологических идей. В них отсутствует внутренняя теоретическая связь с психологическими концепциями, и это давняя традиция западной нейропсихологии. Другая традиция - непосредственное перенесение в клинику методов экспериментального исследования, разработанных для изучения здорового человека (в основном психометрических), и увлечение количественными, а не качественными аспектами изучаемых дефектов (т.е. прием математических, статистических методов над качественным анализом, на котором настаивал А.Р. Лурия).
Новизна и оригинальность луриевской нейропсихологии заключаются в том, что она, будучи синтезом трех наук (психологии, медицины, физиологии), является, прежде всего, отраслью психологической науки, непосредственно связанной с общепсихологическими идеями А.Р. Лурия (как представителя школы Выготского - Леонтьева). Поэтому успехи луриевской нейропсихологии в значительной степени связаны с адекватностью психологических идей, использованных А.Р. Лурия для изучения проблемы «мозг и психика».
Как известно, нейропсихология - это одна из наук о мозге, поэтому центральной проблемой в ней является проблема мозговой организации (локализации) психических функций. Ее решение зависит от понимания следующих вопросов:
что такое психическая функция как психологическое явление?
что такое мозг как субстрат психических функций, т.е. каковы принципы его организации?
как именно соотносятся психические функции с мозговыми структурами, т.е. что именно «подлежит» локализации и что именно надо понимать под мозговыми механизмами психических функций?
А.Р. Лурия по-новому подошел к решению этих вопросов.
Высшая (т.е. прижизненно возникающая, опосредованная, произвольно регулируемая) психическая функция представляет собой не «психическую способность» - целостное и неразложимое на составные части психологическое явление, а сложную форму психической деятельности. Эта деятельность включает в свой состав движущие мотивы, цели (программу), исполнительные звенья (действия и осуществляемые ими операции) и контролирующие механизмы. [2,80]. Это сложная психологическая система, состоящая из многих звеньев и характеризующаяся определенными параметрами (аспектами). Психическая функция не может сопоставляться с мозгом как единым целым.
Мозговые структуры, ответственные за реализацию психических функций,- высоко дифференцированные образования, объединенные в различные системы, взаимодействующие между собой. Кроме этого системы объединяют и корковые, и подкорковые уровни мозга. Мозг как субстрат психических процессов организован по многим системным принципам: проекционным, ассоциативным, регуляторным и др. С определенными мозговыми структурами следует соотносить не психическую функцию как единое целое, а ее отдельные звенья, параметры (аспекты), реализация которых осуществляется с помощью соответствующих физиологических процессов.
Общие и локальные физиологические процессы (закономерности работы соответствующих нейронов) «ответственны» за различные аспекты психических функций и различные формы их нарушений при локальных поражениях мозга. Именно они и являются конкретными мозговыми механизмами высших психических функций.
Мозг как субстрат психических процессов участвует в реализации психических функций как сложное единое целое, состоящее из высокодифференцированных компонентов, организованных по системному принципу, где различные мозговые структуры и специфичные для них физиологические процессы «отвечают» за различные звенья (аспекты) функции.
