Преступная толпа

p align="left">Это ничуть не уменьшит значения нашего исследования, так как хотя внушение, исходящее от толпы, и получается в состоянии бодрствования, однако всякому известно, что такого рода внушение является первой степенью гипнотического внушения. Рассуждение, приложимое к первому, вполне приложимо и ко второму. Единственным различием будет то, что в гипнотическом сне внушение имеет гораздо более силы, чем в нормальном состоянии.

"Гипнотическое внушение, -- говорит Лядам, -- действует на больной и усыпленный мозг совершенно так же, как и обыкновенное внушение, когда человек уверяет других в том, в чем он желает их убедить, Гипнотическое внушение тождественно с убеждением, которое имеет место в нормальном состоянии; оно только значительно усиливает могущество оказываемого нами на других влияния, подавляя сопротивление, существующее в состоянии бодрствования".

Итак, возможно ли при помощи гипнотического внушения заставить человека совершить какое угодно преступление? Возможно ли совершенно уничтожить его личное "я" и направить его к совершению поступков, которых он никогда не совершил бы, будучи в состоянии бодрствования и имея возможность рассуждать?

Если положиться на школу Нанси, то придется ответить утвердительно.

Льебо писал: "Усыпитель может внушить сомнамбулистам что угодно и заставить их исполнять его приказания не только в состоянии сна, но даже и после того, как они проснутся". По его мнению, сомнамбулист слепо повинуется внушению: "он идет к цели с той фатальностью, с какой падает брошенный нами камень". И многие факты могут, по-видимому, утвердить абсолютную справедливость этого положения.

Рише и Льежуа приводят случаи, доказывающие, что подчас удается насиловать нравственные правила индивида, что можно заставить его забыть самые святые чувства и отвергать самые основные правила нравственности. Так, одна хорошая и добрая дочь, загипнотизированная, выстрелила из пистолета в свою собственную мать. Один честный молодой человек пытался отравить глубоко им любимую тетку; молодая девушка убивает врача за то, что он плохо ее лечит; другая отравляет неизвестного ей человека.

Но можно ли достичь таких результатов без всякого труда со стороны внушающего, довольствуясь одним только внушением? В большинство случаев -- нет. Нужно очень долго бороться с волею гипнотизируемого, и все-таки он оказывает некоторое сопротивление.

Только после целого ряда постепенных внушений индивид может подчиняться опасным и рискованным приказаниям. Всякий раз, как он выказывает некоторое сопротивление или отказывается безусловно повиноваться, повторяют внушение, прибавляя к нему пояснения, делающие его более отчетливым и понятным: т. е. поясняют содержание какого-либо акта целым правильным рядом положительных и отрицательных внушений. При первых словах сомнамбулист часто протестует, но если настоятельно повторять утверждение, ум его колеблется, он, по-видимому, размышляет; кажется, будто в нем просыпается смущающее его воспоминание; наконец приведенный в уныние неустанно нарастающими внушениями, он автоматически им уступает.

Гипнотизируемый повинуется хотя и автоматически, но не без некоторого сопротивления, не без того, чтобы сейчас же впасть в истерию, которая доказывает, чего ему стоило повиноваться полученному приказанию. Это, если можно так выразиться, -- посмертный протест организма, совершившего против своей воли какой-нибудь поступок, против которого он возмущен, и который внушает ему ужас.

Таким образом, если подчас и верно, что даже в случае упорного сопротивления известного субъекта можно заставить его исполнить данное ему приказание, повторяя внушение все более и более настоятельно и с большой решительностью, то при всем том совершенно нелепо, будто "автоматизм (как утверждает Бони) совершенно абсолютен, так что субъект теряет самопроизвольность и волю, имея их лишь столько, сколько оставляет ему гипнотизирующий; он реализует в самом прямом смысле этого слова известный идеал: быть слепым орудием в руках своего обладателя".

Сомнамбулист всегда, хоть несколько, остается самим собою, так как он проявляет свою волю, выражая это в тех усилиях, которые ему приходится делать, чтобы противиться внушению. И если подчас он уступает, то это показывает только его индивидуальную слабость, а не всемогущество внушения, прежде чем он совершает воображаемые преступления не без сопротивления, и впоследствии никогда их не повторяет.

Впрочем случаи, когда субъект, имея вообще силу сопротивляться, повинуется внушению, оскорбляющему нравственное чувство, весьма редки, Эти случаи, исследованные преимущественно в школе Сальпетриэр, и доказывают неосновательность мнения школы Нанси. Против уверений Льебо, Льежуа, Бони мы можем выставить наблюдения Шарко, Бруарделя, Фере, Лорана, Дельбефа и др.

"Сомнамбулист, -- говорит Жиль Делатурет, -- совсем не машина, которую можно заставить вертеться как угодно: он обладает некоторой индивидуальностью, уменьшенной, правда, до minimum'a, но в некоторых случаях являющейся во всей своей силе". "Сомнамбулист, -- замечает Фере, -- может сопротивляться определенному внушению, находящемуся в противоречии с его основным чувством", и -- прибавляет Бруардель -- "он реализует только приятные или безразличные внушения". Наконец Питр уверяет, что "неответственность загипнотизированных субъектов не всегда безусловна".

Нормальное "я" всегда переживает "я" ненормальное, образованное гипнотизером. Если вы попытаетесь заставить ненормальное "я" исполнить какой-нибудь поступок, который глубоко, органически противоречит нормальному "я", то вы не будете иметь никакого успеха. Вот несколько примеров, подтверждающих нам это.

"В числе пациентов, -- говорит Питр, -- мы имели молодую женщину, которая очень легко поддавалась гипнозу, и над которой без всякого труда можно было проделывать опыты подражательных движений, иллюзий и галлюцинаций. Но было совершенно невозможно заставить ее ударить кого-нибудь. Если приказание такого рода давалось ей очень энергично, то она подымала руки, но сейчас же впадала в летаргию".

Фере передает аналогичный случай:

"Одна из наших больных, -- говорит он, -- была страстно влюблена в одного молодого человека, от которого хотя она и терпела очень много, но которого все-таки любила. Если в ней вызывали образ этого человека, она казалась очень опечаленной и имела желание бежать. Но не было ни малейшей возможности внушить ей какой-нибудь поступок, могущий повредить тому, чьей жертвой ей пришлось быть. Между тем всем другим приказаниям она повиновалась совершенно автоматически".

В двух последних случаях препятствием к осуществлению внушения было чувство сожаления.

То же происходит, если внушенная идея сталкивается с каким-нибудь другим чувством, раз последнее сильно и заложено глубоко в характере загипнотизированного.

Питр рассказывает случай, могущий служить подтверждением того сопротивления, которое подчас оказывают гипнотизируемые против внушаемых им поступков. "Я усыпляю своего пациента (молодая женщина) и, положив серебряную монету на стол, говорю: когда вы проснетесь, отправьтесь к столу и возьмите эту забытую кем-то серебряную монету; вас никто не увидит; спрячьте монету в карман; это будет маленьким воровством, которое однако не может иметь для вас никаких неприятных последствий".

"Потом я ее бужу".

"Она направляется к столу, отыскивает монету и опускает ее, с некоторым колебанием, к себе в карман; но тотчас же вынимает ее и возвращает мне, говоря, что эти деньги не принадлежат ей, и что необходимо отыскать человека, который позабыл их здесь. "Я не хочу держать у себя этой монеты, -- сказала она, -- это было бы воровством, а я ведь не воровка".

Жиль Делатурет передает случай, весьма похожий на вышеприведенный: "Однажды, -- пишет он, -- мы внушили W., что ей очень жарко. Тотчас же она начинает вытирать себе лоб, как будто он был весь в поту, и объявляет, что жара невыносима.

-- Идем купаться!

-- Как! с вами?

-- Почему же нет? разве вы не знаете, что в море мужчины и женщины без излишней щепетильности купаются вместе?

Это, по-видимому, не кажется ей достаточно убедительным.

-- Смелей! раздевайся!

Она колеблется; наконец распускает себе волосы и снимает обувь; затем следует остановка.

-- Ну же! Я приказываю тебе раздеться совершенно!

Она краснеет и, по-видимому, рассуждает с большим трудом; наконец в смущении, снимает с себя платье.

-- Еще! Еще!

При этом грубом приказании, W. кажется страдающей весьма жестоко; она готовится повиноваться, но ее воля оказывает сопротивление; ее стыд гораздо сильнее внушения; все тело ее напрягается, и я едва-едва успеваю вмешаться и прекратить припадок истерии".

Жиль Делатурет прибавляет: "W. весьма стыдлива".

"Ясно, что, только благодаря последнему обстоятельству, она почти бессознательно оказала такое сопротивление, придя к известному нам результату, так как при тех же обстоятельствах Сара Р., не колеблясь, сбрасывает с себя одежду и купается в воображаемом море".

Итак, в этом случае только чувство стыда, весьма сильно развитое в W., мешает ей исполнить внушенное ей приказание; между тем оно, будучи слабее у Сары Р., позволяет ей повиноваться внушению. То же мы можем сказать и о других случаях. Чувство сожаления или честность, смотря по большей или меньшей степени своего развития, или противятся внушению, или позволяют повиноваться ему только после большего или меньшего числа повторенных внушений. Анализируя дальше, мы найдем, что только в органическом предрасположении, скрытом, слабом или весьма малом, нужно искать то, что реализация данного внушения возможна или невозможна. Когда для какого-нибудь человека известная идея, безусловно, враждебна, то реализация ее абсолютно невозможна, даже если она внушена ему в состоянии гипноза. Вот заключение, которое выводят почти все самые известные корифеи гипнотизма, и которое было выражено Жане в известной фразе: "Idйe inconnue ne suggиre rien".

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21