Предмет, задачи и структура юридической психологии

p align="left">К слову говоря, нарушение первичных социальных связей и в особенности отсутствие необходимого положительного эмоционального контакта на ранних этапах развития ребенка, может не только породить отчужденность, но и способствовать возникновению нервно-психических аномалий, в свою очередь обладающих немалым криминогенным потенциалом.

Сделаем небольшое отступление. В западной психологии большой популярностью пользуется возрастная периодизация Эрика Эриксона (таблица). Эриксон выделяет восемь жизненных этапов, каждый из которых заканчивается кризисом. Кроме того, каждый этап несет свои определенные задачи, решение или не решение которых сказывается на всей последующей жизни. К нашей теме отчуждения первостепенное отношение имеет первый жизненный этап. Как видим, здесь ребенок решает фундаментальный вопрос всей своей последующей жизни - вопрос о том, доверяет ли он окружающему миру или нет. Желанность ребенка, любовь матери к ребенку создают у него ощущение защищенности и безопасности и становятся базой для расширения его позитивных контактов с другими лицами; именно с родителей (прежде всего матери) начинается социальная идентификация и социализация ребенка. На идентификации основывается одна из главных функций семьи - формирование у ее членов способности учитывать в своем поведении интересы других людей общества. Включая детей в свою психологическую структуру, семья обеспечивает тем самым их первичную, но чрезвычайно важную социализацию, т.е. «через себя» вводит их в структуру общества. Напротив, у ребенка, лишенного материнской любви, отвергаемого родителями, возникает ощущение угрожающей среды.

В зарубежной литературе можно найти ряд прямых указаний на криминогенность психологического отчуждения детей от родителей (польский криминолог Б.Холыст - «психическое сиротство», американские криминологи Ш. и Э. Глюк, В.Фокс - «дефектная модель будущего поведения» и др.)

Очевидно, что поведение в силу пластичности и динамичности психики может корректироваться и даже существенно изменяться под влиянием жизненных ситуаций. Другими словами между неблагоприятным детством и преступным поведением лежит жизненный опыт индивида. Очевиден также факт, что есть немало преступников, которые не подвергались в детстве отвержению родителями, а например, при полном их принятии просто переняли асоциальные ценности и стереотипы поведения родителей, у таких лиц мотивы преступлений не порождаются социально-психологическим отчуждением, они отчуждены от широкой социальной среды, но вполне адаптированы в малых социальных группах. И все же сотни кропотливо исследованных индивидуальных историй преступников говорят о том, что в подавляющем большинстве случаев важнейшей причиной преступного поведения является психологическое отчуждение в детстве. И неудивительно, что среди них много преступников с психическими аномалиями, поскольку именно такие дети приходят в мир с наименьшим ресурсом адаптивных возможностей. Когда такие дети попадают в неблагополучную среду, нежеланными, ненужными, нелюбимыми, то они быстро отчуждаются от этого мира, непонятного и угрожающего, изначально лишившего их позитивной самоидентификации и уверенности в существовании. Как сказал кто-то: «Трагедия детства в том, что его катастрофы вечны». Хотелось бы, чтоб это понимали и родители, лишающие своих детей тепла просто в силу занятости и работы.

Отчуждение само по себе не является непосредственной предпосылкой преступного поведения, оно порождает тревожность, которая, в свою очередь, становится основой преступного поведения и формирует мотивы, направленные на «защиту» своего социального и биологического статуса (о мотивах ниже).

Несколько слов о тревожности. Тревожность - это выражение субъективного неблагополучия личности. При этом необходимо различать тревожность ситуативную, связанную с конкретной внешней ситуацией, и личностную, являющуюся стабильным свойством личности. Тревога как эмоциональное состояние возникает в ситуациях неопределенной опасности и проявляется в ожидании неблагополучного развития события. Беспредметность тревожности отличает ее от страха, как реакции на конкретную угрозу.

Отвергание родителями ребенка и его последующее отчуждение приводят к формированию необратимых психологических особенностей: общей неуверенности в себе и в своем месте в жизни, в своем бытие, боязни утраты себя, своего «я», страха небытия, ощущения неопределенности своих социальных статусов, тревожных ожиданий негативного, даже разрушительного воздействия среды. Эти психологические особенности, заложенные отношением родителей на ранних этапах жизни, затем закрепляются в школе, трудовом коллективе, среди сверстников, всеми условиями жизни индивида, если они тому способствуют. Все названные особенности составляют то, что можно обозначить понятием «тревожность». Но среди них особенно значим страх смерти, который связан с наиболее глубокими онтологическими основаниями бытия личности - чувства, права и уверенности в существовании, в своей самоидентичности, автономии «я» от «не-я» (классическое «Кто я? тварь дрожащая или право имею?»).

Криминогенность тревожности заключается не только в том, что она включает в себя беспокойство, субъективное ощущение своей уязвимости, незащищенности, личностной неопределенности, она детерминирует специфическое восприятие окружающей среды тоже как неопределенной, расплывчатой, неясной, чуждой и даже враждебной. Поэтому непонятны и чужды ее нормы и запреты, перестающие играть регулирующую роль. Именно совокупность всех этих моментов образует тревожность не только как состояние, но и как устойчивую психологическую черту, личностную позицию, формирующую в конечном счете дезадаптивное поведение индивида, его отношение к миру. Очень важно подчеркнуть, что тревожная личность бессознательно проецирует свои состояния и переживания на среду и воспринимает ее уже таковой.

Таким образом, тревожность, порождаемая в основном отчуждением личности, представляет такое ее свойство, которое выражается в субъективно серьезных опасениях за свое биологическое или (и) социальное существование. Это свойство порождает подозрительность, мнительность, сверхосторожность, стремление защитить себя, и чем острее ощущение угрозы, тем меньше принимаются во внимание нравственные запреты и тем вероятнее совершение преступных действий. В своей массе преступников от не преступников отличает именно наличие этого свойства личности, а не временное состояние тревожности, которое может появиться у любого человека.

Последнее звено причинной цепочки, которое после отчуждения личности и ее повышенной тревожности непосредственно предшествует преступному поведению, - мотив, который собственно и представляет интерес для юриста. Юристы полагают, что преступления совершаются главным образом из корысти, мести, ревности, хулиганских побуждений, не очень задумываясь над тем, какие глубинные психологические и внешние социальные реалии они отражают, в чем их субъективный смысл. Во-первых, любое поведение человека полимотивировано. Во-вторых, мотивы нельзя понять вне связи с прожитой человеком жизнью, с теми влияниями, которым он подвергался и которые определили его личностные особенности (криминогенетический принцип, по Ю.М. Антоняну). В мотивах как бы воспроизведено, отражено прежде всего содержание раннесемейных отношений, а затем и последующих событий. Отношения и события детства обретают вторую жизнь, новую форму существования и, реализуясь через мотивы в поведении, являются как бы ответом на них, их продолжением или следствием. Если же не связывать мотивы со всей жизнью индивида, то можно прийти к абсурдному выводу, что любой мотив возникает мгновенно под воздействием актуальной ситуации. Подобный вывод означал бы также, что мотивы не имеют личностных корней.

Итак, мотивы выражают наиболее важные черты и свойства, потребности и стремления личности («Каждый стоит столько, сколько стоит то, о чем он хлопочет», Марк Аврелий). Вместе с тем, пытаясь понять мотив, нельзя ограничиваться указанием на то, что в момент совершения преступления виновный испытывал сильнейший приступ гнева, хотя эта эмоция оказывает значительное влияние на принятие решения. Простая констатация гнева, ярости или ревности еще далеко не раскрывает содержание мотивов, поскольку она не дает ответа на вопрос, каков субъективный смысл совершаемых действий.

Нет мотивов, которые порождали бы только преступное поведение, сами мотивы не могут быть преступными. Преступным способно быть только поведение. Поэтому изучение мотивов преступного поведения всегда должно осуществляться в тесной связи с личностью преступника, их понимание всегда должно вытекать из понимания самой личности, ее сущности. Необходимо знать, какую функцию (или функции) выполняют названные мотивы в отношении личности, какую «службу» ей служат, в чем для нее психологическая «выгода» от совершения преступных действий, побуждаемых данными стимулами. Этот момент психологической «выгоды» является наиболее важным для понимания мотивов преступлений, и именно по той причине, что любое субъективное побуждение должно освещаться с позиций личностного смысла, личностной значимости.

Таким образом, мотивы преступного поведения состоят как бы из двух уровней. Первый из них можно назвать предметным, поскольку он выполняет функции непосредственного удовлетворения лежащих на поверхности потребностей: например, убийство из мести, желание завладеть чужим имуществом и тем самым повысить собственное благосостояние и т.п. Второй уровень мотивов преступного поведения можно обозначить как смысловой. Здесь мотивация возникает, развивается и реализуется на бессознательном уровне, и ее содержанием является постоянное утверждение своего «я», защита своего биологического и социального существования. Теснейшим образом переплетаясь, взаимодействуя, взаимодополняясь, эти уровни усиливают друг друга и мощно детерминируют преступное поведение. Мотивация становится смыслообразующим и смыслоконтролирующим фактором поведения.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29