Депривация как способ формирования девиантного поведения у подростков

p align="left">Массу жестоких жизненных экспериментов на социальную депривацию поставила с детьми вторая мировая война. Тщательное психологическое описание одного из случаев социальной депривации и ее последующего преодоления дали в своей знаменитой работе А. Фрейд, дочь 3. Фрейда, и С. Дан. Эти исследователи наблюдали за процессом реабилитации шести 3-летних детей, бывших узников концлагеря в Терезине, куда они попали в грудном возрасте. Судьба их матерей, время разлуки с матерью были неизвестны. После освобождения дети были помещены в один из детских домов семейного типа в Англии. А. Фрейд и С. Дан отмечают, что с самого начала бросалось в глаза то, что дети являли собой замкнутую монолитную группу, что не позволяло относиться к ним как к отдельным индивидам. Между этими детьми не было зависти, ревности, они постоянно помогали и подражали друг другу. Интересно, что, когда появился еще один ребенок - приехавшая позже девочка, ее мгновенно включили в эту группу. И это при том, что ко всему, что выходило за пределы их группы,- заботящимся о них взрослым, животным, игрушкам -дети проявляли явное недоверие и боязнь. Таким образом, отношения внутри маленькой детской группы заменили ее членам нарушенные в концентрационном лагере отношения с окружающим миром людей. Тонкие и наблюдательные исследователи показали, что восстановить отношения удалось только через посредничество этих внутригрупповых связей.

Похожую историю наблюдали И. Лангмейер и 3. Матейчек «у 25 детей, которых насильно отобрали у матерей в рабочих лагерях и воспитывали в одном тайном месте в Австрии, где они жили в тесном старом доме среди лесов, без возможности выходить на двор, играть с игрушками или увидеть кого-либо иного, чем своих трех невнимательных воспитательниц. Дети после своего освобождения также сначала кричали целыми днями и ночами, они не умели играть, не улыбались и лишь с трудом учились соблюдать чистоту тела, к которой их ранее принуждали только грубой силой. По истечении 2-3 месяцев они обрели более или менее нормальный вид, причем и им при реадаптации сильно помогало «групповое чувство».

Авторы приводят еще один интересный пример, иллюстрирующий силу чувства МЫ у детей из учреждений: «Стоит упомянуть об опыте тех времен, когда детей из учреждений обследовали в клинике, а не непосредственно в учрежденческой среде. Когда дети находились в приемной в крупной группе, то в их поведении не было каких-либо особенностей по сравнению с другими детьми дошкольного возраста, находившимися в той же приемной со своими матерями. Однако когда ребенка из учреждения выключали из коллектива и он оставался в кабинете один с психологом, то после первой радости от неожиданной встречи с новыми игрушками его интерес быстро падал, ребенок становился беспокойным и плакал, «что дети у него убегут». В то время как дети из семей довольствовались в большинстве случаев присутствием матери в приемной и сотрудничали с психологом с соответствующей мерой уверенности, большинство детей дошкольного возраста из учреждений индивидуально исследовать не удавалось из-за их неприспособленности к новым условиям. Это удавалось, однако, когда в кабинет входило сразу несколько детей вместе и обследуемый ребенок чувствовал поддержку в остальных детях, которые играли в помещении. Дело здесь касается, по-видимому, того же проявления «групповой зависимости», которое - как мы уже упоминали - характеризовало в особо выраженной форме некоторые группы детей, воспитываемых в концентрационных лагерях, и превратилось также в основу их будущей реэдукации». Чехословацкие исследователи считают данное проявление одним из наиболее важных диагностических показателей «депривации учрежденческого типа».

Анализ показывает: чем старше дети, тем в более мягких формах проявляется социальная депривация и тем быстрее и успешнее происходит компенсация в случае специальной педагогической или психологической работы. Однако практически никогда не удается устранить последствия социальной депривации на уровне некоторых глубинных личностных структур. Люди, перенесшие в детстве социальную изоляцию, продолжают испытывать недоверие ко всем людям, за исключением членов своей микрогруппы, перенесших то же самое. Они бывают завистливыми, чрезмерно критичными к другим, неблагодарными, все время как бы ждут подвоха со стороны других людей.

Многие похожие черты можно заметить у воспитанников школы-интерната. Но пожалуй, более показателен характер их социальных контактов после окончания учебы в интернате, когда они вошли в нормальную взрослую жизнь. Бывшие воспитанники испытывают явные трудности при установлении различных социальных контактов. Например, несмотря на очень сильное желание создать нормальную семью, войти в родительскую семью своего избранника или избранницы, они часто терпят неудачи на этом пути. В результате все приходит к тому, что создаются семейные или сексуальные связи с бывшими однокашниками, с членами той самой группы, с которой они терпели социальную изоляцию. Ко всем другим они испытывают недоверие, чувство незащищенности.

Забор детского дома или интерната стал для этих людей забором, отгородившим их от социума. Он не исчезал, даже если ребенок убегал, и он остался, когда за него вышли, вступив во взрослую жизнь. Потому что этот забор создавал чувство изгоя, делил мир на «Мы» и «Они». [22]

После пояснения понятий "девиантное поведение" и "депривация" необходимо пояснить взаимосвязь этих понятий и влияние эмоциональной депривации на формирование девиантного поведения.

Девиантному поведению детей и подростков посвящено значительное количество работ. Подростковый возраст является периодом наиболее интенсивного развития личности, что обусловливает особую социальную и морально-этическую значимость различных девиаций и психических нарушений в этом возрасте. Основные проявления социальных девиаций: пьянство, преступность, суицид, наркотизм, проституция, социальным паразитизм и др.

К появлению девиантного поведения детей приводит переплетение множества факторов, например: наследственные, конституциональные; личностные; психические нарушения у конкретного индивида; особенности ситуации, способствующей совершению определенных действий; специфичность структуры подростковой группы, в которой происходит большинство правонарушений. В возрасте 12-18 лет важное место занимает интерес к тому, что люди думают сами о себе. Возникающий в этот период психосоциальный параметр между положительным плюсом идентификации "Я" и отрицательным плюсом путаницы ролей. Перед подростком встаёт задача объединить все, что он знает о себе, как о школьнике, сыне, друге и т.д. Если он успешно справляется с этим, то у него появляется ощущение того, кто он есть и куда он идёт. Влияние родителей оказывается более косвенным. Если из-за неудачного детства подросток не может положительно определить своё "Я" он начинает проявлять симптомы путаницы ролей. У него нет уверенности в том, к какой среде он принадлежит, не может решить каким он обладает характером. Такая путаница нередко наблюдается у малолетних преступников. В некоторых случаях молодёжь стремится к "негативной идентификации", т.е. отождествляет своё "Я" с образом, противоположным тому который хотели бы видеть родители и друзья.

Наиболее поверхностными трактовками этой проблемы можно выделить работы, в которых предлагается типологизировать человеческий вид как многомерную систему. Такой подход, осуществленный на значительной экспериментальной выборке детей, позволил авторам сделать вывод о большей доле мезоморфного типа среди делинквентных подростков: структура подростковой группы с особыми, не получающими признания в формализованных коллективах критериями для оценки личности, праздным времяпрепровождением, редкостью конфликтов; криминогенное воздействие, исходящее из семьи, учебного заведения, неформальной среды, - другие детерминанты девиантного поведения. [27]

Личные черты характера, развитие индивида с раннего возраста также во многом предопределяют особенности отклоняющегося поведения. Подростки с аномальным характером (психопатия в отечественной психиатрии), по данным ряда авторов, составляют среди подростков-правонарушителей до 20 %.

В отношении причин формирования патологического характера общего мнения не достигнуто. Часто их связывают с задержанным, искаженным и поврежденным развитием мозга.

По этиологии и патогенезу выделяют две большие группы патологического характера: 1) психопатии ядерные, конституциональные, наследственные, при этом родители отягощают своих детей еще и порочным воспитанием; 2) краевые психопатии, при которых влияние среды преобладает над врожденной, биологической неполноценностью. Ситуационное, психогенное формирование психопатии в стадии ее становления получило название "патохарактерологическое развитие". Иногда добавляют ещё к этому органическую психопатию, являющуюся результатом пренатальных, натальных и ранних постнатальных (первые 2-3 года жизни) вредных воздействий на формирующийся мозг. Кроме того, приобретенная психопатия (патохарактерологическое формирование) развивается в условиях, когда "дурные семена средовых влияний падают на подготовленную почву", которой чаще всего служит акцентуация характера или крайний вариант нормального характера.

К важнейшим средовым влияниям традиционно относят неправильные типы воспитания в семье. Нам представляется, что воспитание по типу "Золушки" или "Кумира семьи", доминирующей или потворствующей гипер- и гипоопеки - скорее идеальные схемы, чем практически встречаемые типы родительско-детских отношений.

В работе с детьми, имеющими девиантное поведение, в том числе и как проявление патологического характера, приходится все же констатировать больший удельный вес иных причин: отягощенная наследственность, нервно-психические расстройства, резидуально-органическое (минимальное, остаточное) поражение головного мозга и другие.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9