Causae и каверзы политической демократии - (реферат)
p>Обозначенные информационные стратегии, осуществляемые государством как на элитарном, так и неэлитарном уровнях, должны быть достаточно гибкими, поскольку на пути качественных реформации невозможно избежать резких изменений в их идейном обеспечении, предполагающих порой значительные расхождения массовых и элитарных представлений. Так, по мнению ряда ученых, на определенном этапе модернизации институализация демократии предусматривает полный разрыв с политическим прошлым в сфере принятия решений [б]. Как показывает опыт ряда стран, именно это усечение духовного многообразия государственной политики должно выступать условием сбалансирования отношений реформаторов и консерваторов.Учитывая особую роль информационно-политических технологий для конституали-зации демократии, следует учитывать еще одно противоречие, раскрывающее зависимость форм организации власти и управления от воплощения определенной иерархии ценностей. Иначе говоря, демократия способна конституировать определенные формы правления, только закрепив в организационной форме те или иные идейные императивы. Одни из этих ценностных императивов приоритетны, и потому ни одна, даже самая молодая демократия не может возникнуть без их актуализации (например, закрепления систематических выборов как главного механизма обеспечения конкуренции элит). В то же время реализовать другие идеалы представляется возможным только на очень высокой стадии зрелости демократического устройства (подлинный приоритет гражданского общества над государством, уважение прав меньшинства и др. ). По сути признание иерархичности демократических ценностей означает проблему выбора правящей элитой тех или иных демократических порядков.
В целом, можно заключить, что известные ценности (и соответствующие им формы) демократии могут существовать друг без друга. Но насколько жизненны такие внутренне усеченные формы демократического устройства? Вопрос можно было бы перевести в плоскость риторических, если бы не понимание того, что его решение в большей мере зависит от наличия политической воли властей. В России, например, за годы постперестройки институциональное закрепление получили не только систематически проводимые выборы, но и свобода слова, идейный плюрализм. Значительно сложнее обстоит дело с наличием правил и институтов, которые могли бы разделить власть и уравновесить влияние различных сегментов правящей элиты, обеспечить подлинное равенство групп и граждан как участников политического процесса перед лицом государства, вытеснить экстремистов на обочину политической жизни. Уже всем стала ясна неспособность государства в исторически обозримом будущем гарантировать и защитить права личности, сформировать единое ценностное поле, интегрирующее государство и общество, обеспечить приоритет норм кодифицированного права перед своеволием политико-административных элит при решении социальных конфликтов. Не оттого ли в стране многие государственные институты постоянно скатываются к элементарным формам административного диктата, а то и откровенной полицейщине? Есть в проблеме соотношения ценностной и институциональной составляющих демократии и еще один весьма существенный для судеб власти аспект. Еще Д. Хайек предупреждал, что духовная свобода неизбежно предполагает расширение информационного поля власти, а такая ситуация уменьшает возможность целенаправленного информационного регулирования. Так что демократия должна соединять принятие решений в государстве с наличием Центра, чье мнение и позиция должны априори сохранять более высокий статус, нежели другие источники влияния. Ведь благодаря идейно-информационному многообразию демократия - это та "институциональная неопределенность" (А. Пшеворский), которая должна быть урегулирована из единого центра управления и власти. Это то свойство, которое, может быть, наиболее резко отличает демократию от тоталитарной и авторитарной власти, создавая ей не только привлекательность, но и постоянную проблематичность в сфере управления государством.
Режим должен придерживаться определенной политической линии, а многообразие политических идей, проектов и программ подрывает способность демократии как режима власти выстраивать единую генеральную стратегическую линию развития. Демократия постоянно порождает многомыслие, диверсифицирует духовное пространство, в то время как форма власти она обязана препятствовать социальной энтропии и пытатьсялнтегрировать общество.
Как институциональное-явление демократия представляет собой форму организации власти, постоянно сортирующую любые (но не всегда самые лучшие, гуманные или оптимальные) альтернативы, которые отбираются реальным, а не выдуманным обществом. По сути своей демократия как раз и есть набор всевозможных проектов, корректирующих и изменяющих настоящее и будущее. Здесь заложена возможность перманентного оппонирования выбранному политическому курсу под влиянием мнений и настроений общественности. И в этом смысле в демократическом обществе практически всегда присутствует возможность победы антидемократии. Иными словами. демократия всегда содержит альтернативу себе самой. Она технологически обратима. В ней изначально заложены реверсные механизмы, которые каждый раз необходимо как-то купировать. Так что демократия как бы постоянно вынуждена отстаивать свою привлекательность у политически разноликого общества, не всегда имея внутренние гарантии своего сохранения.
В условиях модерна это наиболее ярко проявляется в кризисе проникновения, определяющем практически постоянную неспособность центральной власти добиваться реализации своих решений. Прежде всего это связано с особенностями начальной концептуализации демократического режима, выступающего в виде полиакратии, т. е. такой структурной организации, при которой полномочия Центра постоянно подвергаются оспариванию, а его функции перехватываются многочисленными региональными, местными властями или же группами давления, теневыми структурами и т. д. В силу этого центральным властям для сохранения демократического устройства и одновременного решения задачи обеспечения выбранного курса необходимо создавать особые управленческие механизмы, способные приостанавливать интервенционализм иных центров влияния, обратив особое внимание на конструкцию принудительных механизмов, поскольку решения должны осуществлять и несогласные с ними. И при этом власти необходимо полностью использовать свои полномочия, свой полученный от населения мандат. Как мы хорошо знаем, модернизируемые страны практически всегда сталкиваются с наличием антидемократической оппозиции. Поэтому, чтобы удержаться в рамках собственно демократических границ, властям необходимо не обманывать себя романтическим отстаиванием принципов формальной демократии, а всемерно бороться с силами, пытающимися свернуть страну к авторитарным и тираническим порядкам. Демократия - это форма организации власти, а не бесформенный поток жизни, увязающий в бесконечных дискуссиях. Поэтому она обязана в процессе своего становления предельно жестко ограничить возможности сил, выступающих против установления такого рода порядков. Именно здесь коренятся возможность и оправдание демократически просвещенного авторитаризма (впрочем, осуществляемого в гуманных формах, ибо гуманизм представляет собой высшую систему духовной ориентации демократической власти). Правда, повседневную и универсальную ценность такого императива существенно снижает практическая истина: стать гуманной демократия может не сразу и не по заказу, а только научившись гуманизму в процессе конкуренции, борения разных точек зрения, соперничества власти и населения, последовательной защиты прав каждого человека в отдельности.
Но едва ли ни более сложен для этих стран вопрос выбора стратегии при противостоянии не демократической и антидемократической альтернатив, а борения внутридемократических версий политического развития. Первый вариант предусматривает концентрацию сил вокруг проводящего либерализацию режима, отстаивание самой демократии, и в этом отношении данная политическая линия абсолютно прозрачна и ясна. Но в реформируемом обществе неизбежно наступает этап, когда недовольство части населения результатами нового курса порождает не только антидемократическую тенденцию, но и политическую демократическую оппозицию либеральному режиму. Конечно, предельно важно, чтобы под видом демократической альтернативы в систему государственного управления не пробрались "тиранические" проекты, способные сокрушить рамочные ограничения демократического правления.
Напомним, однако, что в свое время причиной поражения Веймарской республики было не столько давление национал-социалистических сил, сколько отсутствие демократических альтернатив правящему режиму, что, собственно, и лишило реформы второго дыхания, доверия населения не столько целям, сколько ценностям демократии.
Это, возможно, наиболее щепетильный момент внутриполитических изменений, поскольку действующая власть сопротивляется не только своим антиподам, но и всем силам, в том числе и претендующим на нее союзникам. Поэтому здесь крайне важно, чтобы правящий режим не поддался искушению самооценки как единственного представителя демократических ценностей, верно соотнося стратегические и тактические аспекты внутриполитической борьбы. Это требует определенной мудрости и мужественности со стороны властей, которые не должны жертвовать судьбой демократии ради сохранения собственного статуса, но и столь же ответственного отношения со стороны демократической оппозиции, которой не следует превращать критику режима в форму бескомпромиссного давления, способного в реальной политической атмосфере вызвать необратимые для самой демократии процессы. Неуступчивость либеральной оппозиции, ее зацикленность на справедливости только ею предлагаемого пути может стать источником разрушения демократического электората и средством сокращения общего потенциала этого типа власти. (Например, российским "яблочникам" с их крайне неуступчивым лидером стоило бы понять, что демократическая политика - это череда компромиссов - и прежде всего со своими стратегическими союзниками, а не упорное проталкивание только собственного проекта развития. )
