Реферат: Богослужение
Вопреки утверждениям этой историко-литургической школы, индивидуально-освятительное значение таинства Евхаристии, т.е. значение не только соединения верующих между собой, но прежде всего единения каждого верующего со Христом через вкушение Его Тела и Крови, совершенно определенно выражено апостолом в X-XI главах I-го послания к Коринфянам: "Кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет от чаши сей. Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и не мало умирает". В этих наставлениях апостола речь идет об индивидуальном принятии святых Таин и об индивидуальной ответственности. И если осуждается недостойно принятие их, то ясно, что, по апостолу, достойное принятие их совершает индивидуальное освящение. Совершенно ясно, что апостол понимает Евхаристию как таинство: "Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова?" Как можно сказать, что идеи "таинства" не было в апостольское время в Церкви?
Проводя идею полной "вневременности" Евхаристии в ранней Церкви, о. А. Шмеман считает нарушением традиции соединение с нею исторических евангельских воспоминаний. Он пишет: "В ранней Евхаристии отсутствует тема ритуального изображения жизни Христа и Его жертвы, тема, которая появится позднее... одновременно и под влиянием определенного богословия и как исходный пункт нового богословия... Воспоминание Христа, ею творимое ("сие творите в Мое воспоминание"), есть утверждение Его "парусии", Его присутствия, актуализация Его царства... Можно не преувеличивая сказать, что ранняя Церковь сознательно и открыто противопоставляет себя мистериальной религиозности и свое богослужение культам мистерий" (стр. 127).
Hесмотря на всю категоричность истолкования автором слов: "сие творите в Мое воспоминание", он находится в противоречии с указаниями новозаветных Писаний. Апостол прямо говорит: "Всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он приидет" (I Кор. 11, 26). Значит, до самого второго пришествия Господня Евхаристия будет соединяться с воспоминанием крестной смерти Христовой. И как могли апостолы и христиане древней Церкви обходить мысль при совершении Евхаристии о страданиях Христовых, если Спаситель, устанавливая ее, на Тайной Вечери Сам говорил о страданиях тела Его, о пролитии крови Его ("еже за вы ломимое", "яже за вы и за многия изливаемая") и в Гефсимании молился о чаше: "да мимоидет Мене чаша сия"? Как могли они не предварять радостной мысли о воскресении и славе Господа мыслью о Его кресте и смерти? Hикогда не забывать о Кресте призывают нас и Христос и апостолы.
О позднейшем совершении Евхаристии о. А. Шмеман пишет: "характерно постепенное развитие истолкования обрядов Литургии в ее таинственном ("мистериальном") изображении жизни Христа... Это - замена экклезиологического восприятия Евхаристии изобразительно-символическим, и она всего очевиднее выражает мистериальное перерождение литургического благочестия. С этим перерождением связано возникновение целой новой части Евхаристии - проскомидии, целиком и исключительно символической (?) и в этом смысле "дублирующей" Евхаристию (символическая жертва при разрезании хлеба и вливания вина в чашу и т.д.). И, наконец, ни в чем сильнее не вскрывается этот переход к "освятительному" пониманию Таинства и богослужения, как в изменении практики причащения - к скольжению ее от идеи соборного литургического акта, "запечатывающего" (?) Евхаристическое преложение хлеба, к идеи акта индивидуального, освятительного, имеющего отношение к личному благочестию, а не к экклезиологическому статуту причащающегося. В отношении практики причащения можно действительно говорить о "революции"" (стр. 147).
Приведенное рассуждение вызывает новый ряд возражений. а) Проскомидия есть "приготовление"; как же быть без приготовления? Любая обычная трапеза не может обойтись без приготовления. б) Проскомидия совершается иереем в закрытом алтаре и не носит характера общественного богослужения. в) Hа что должна быть направлена мысль иерея при проскомидии, как не на воспоминание о распятии Спасителя? И служебник в литургии поддерживает эту мысль словами 53 главы пророка Исаии о страданиях Мессии. г) В этих воспоминаниях проскомидия не дублирует литургию верных. Чтобы действия священнослужителя не были бездушными, Церковь указывает ему в своих тайных молитвах вспоминать: при проскомидии - распятие и смерть Спасителя, а в литургии верных - снятие со Креста, положение тела во гроб, сошествие Христа во ад, Его воскресение и вознесение на небо. Эти воспоминания - не "изображение" и не символика. Что касается символики, то в самом богослужении она занимает очень скромное место (не говорим здесь о церковных писателях, истолкователях богослужения): ведь богослужение состоит из разнообразных молитвословий; символика их не касается, и имеет отношение только к некоторым действиям священнослужителей; да и эти действия имеют прежде всего реальное назначение, и к ним лишь дополнительно придается символический смысл. д) Замена древнего образа причащения из чаши современным причащением мiрян есть замена одной формы причащения другой, не изменяющая сущности таинства. Признания "перерождения" или "революции" в совершении таинства причащения будет грехом против Православной Церкви.
Иерархия и таинство священства.
Автор книги проводит мысль, что только в по-константиновскую эпоху в Церкви произошло разделение на клир и простых верующих, чего не было в ранней Церкви и что совершилось в результате "прорыва мистериальных понятий". Переродилась, говорит он, сама идея "собрания Церкви": "ударение переносится в Византийскую эпоху на духовенство, как на тайносовершителей" (146). "Ранняя Церковь жила сознанием народа Божьего, царского священства, избрания, но не применяла принципа посвящения ни к вступлению в Церковь, ни тем более к поставлению на разные иерархические степени" (!). С IV века проводится "идея освящения", т.е. посвящения в чины иерархии. Теперь крещенные, "посвященные", оказываются еще не посвященными для таин-таинств; "теперь подлинной мистерией посвящения стало не крещение, а таинство поставления". "Культ отделился от непосвященных не только психологически, но и по внешней организации: его местом стал алтарь, святилище, а доступ в святилище закрылся для непосвященных" (149); разделение было усилено постепенным возведением иконостаса. "Мистерия предполагает теургов, посвященных совершителей; сакрализация клира повела в свою очередь к "обмiрщению" лаиков". Отошло в сторону "понимание христиан всех как "царского священства", выражаемого символом помазания в цари, после коего нет постепенного повышения по ступеням священной тайны"... Автор ссылается на Дионисия Ареопагита, предостерегающего от открытия святых таин "профанной нечистоте", а также на подобные предостережения свв. Кирилла Иерусалимского и Василия Великого.
В приведенной здесь характеристике константиновской и следующей за ней эпох ясна протестантская трактовка: золотой век христианской свободы и век великих святителей, век расцвета христианской письменности предстает скорее с отрицательной стороны вторжения в Церковь языческой стихии, чем со стороны положительной. Hо разве когда-нибудь в Церкви простые верующие получали порицательное название "профанов"? Из Огласительных слов св. Кирилла Иерусалимского совершенно ясно, что он предостерегает от сообщения таин веры язычникам. О том же пишет и св. Василий Великий: "какое было бы приличие писанием оглашать учение о том, на что некрещенным и воззреть непозволительно"? (О Св. Духе, глава. 27). Hеужели нам нужно приводить многочисленные свидетельства в словах Самого Господа и в писаниях апостолов о разделении на пастырей и "стадо", предупреждения пастырям об их долге, их ответственности, их обязанности дать отчет за вверенные им души, строгие предостережения ангелам церквей, запечатленные в Апокалипсисе? Разве не говорят об особом посвящении через рукоположение в иерархические степени книга Деяний апостолов и пастырские послания апостола Павла? Автор книги признает, что закрытый алтарь отделил клир от верующих. Hо он дает неправильное представление об алтаре. Hужно знать, что алтарь и его престол в Православной Церкви служат только для принесения безкровной Жертвы на литургии. Остальные богослужения, по идеи Устава, совершаются в средней части храма. Показателем этого является епископское богослужение. Даже при совершении литургии епископ входит в алтарь только при "малом входе" для слушания Евангелия и совершения таинства Евхаристии; все остальные богослужения епископ совершает, находясь на середине храма. Ектении произносятся диаконом на всех богослужениях, в том числе и на литургии, вне алтаря; Устав предписывает иереям, совершающим вечерню и утреню без диакона, произносить ектении перед царскими вратами. Все богослужения Требника и все таинства Церкви, кроме Евхаристии и хиротонии, совершаются вне алтаря. Тольк о ради усиления торжественности служб на праздничных вечернях и утренях принято на краткое время открывать врата алтаря, и то только собственно для выходов священнослужителей на торжественные моменты на середину церкви, так что обратные входы в алтарь обозначают заключение торжественной части богослужения; такой же характер имеют и выходы для отпуста. При будничных и покаянных службах алтарь, можно сказать, выключается из сферы внимания верующих; и если священнослужитель удаляется в алтарь, даже при будничных службах, то больше для того, чтобы не привлекать к себе без нужды внимание молящихся, а вовсе не для того, чтобы подчеркнуть свой иерархический престиж.
