Политика СССР и Франции в период "странной войны"
p align="left">Ограничения почти не коснулись жителей столицы. Карточки на продукты не вводились до февраля 1940 г. Лишь мясо разрешалось продавать только два раза в неделю. Бензин отпускался свободно. Рестораны не испытывали недостатка в клиентах - парижане хорошо зарабатывали и охотно тратили деньги. О гибели Польши, по свидетельству И. Эренбурга, никто не вспоминал. Морис Шевалье в своих песнях прославлял «единство французской нации»:«Полковник-реакционер из Аксьон франсез.
Майор - умеренный
Капитан - клерикал
А лейтенант - враг священников
Молодые офицеры - ярые социалисты
Сержант - убежденный экстремист
Капрал поддерживает все партии
А солдат 2-го класса - игрок в тотализатор
Но все они прекрасные французы».
Веселые песенки напевали и французские солдаты на позициях: «Гитлер, приходи на линию Мажино
Наши бородачи поджидают тебя. И если тебе невтерпеж, Они надают тебе по заднице. Приходи, Гитлер, на линию Мажино».
Казалось, бодрому настроению французов не будет конца.
Их вера в победу поддерживалась плакатами на стенах, в которых утверждалось: «Мы победим, потому что мы сильнее!».
Отсутствие боевых действий на фронтах подогревало надежды французов, что все «образуется», что «ничего не произойдет». В этой атмосфере в общественном мнении рождались фантастические предположения, что Германия рухнет, не выдержав экономической блокады, что Гитлер «не хочет» отвоевывать Эльзас и Лотарингию, что рейху нужны черноземные земли Украины.
Постепенно официальные сводки в печати «никаких изменений на фронтах» стали восприниматься с некоторым беспокойством. Германские власти предприняли против французского населения подлинную психологическую войну. Радиостанции в Штуттгарте, Саарбрюккене и Франкфурте на средних и коротких волнах вели передачи на французском языке. Некий радиожурналист Фердоне, подвизавшийся в роли обозревателя на одной из радиостанций Германии, стал известен всей Франции. Многие тезисы в выступлении Фердоне находили благожелательный отклик у французских обывателей: виновность Англии, развязавшей эту войну; «Англия готова сражаться до последнего француза»; Англия «хитра и коварна», защищает только свои интересы; «Англия дает технику, но французы должны отдать свои жизни». Столь же упорно в радиопередачах звучали слова о «миролюбии Германии», которая «ничего не имеет против Франции». Масса деталей и фактов, известных французам, создавали у слушателей впечатление достоверности. На позиции французов на фронте немцы сбрасывали листовки, вели передачи по громкоговорителям и по радио. Цель такой пропаганды состояла в том, чтобы подорвать морально-боевой дух французских солдат и офицеров.
Но все же не германская пропаганда, а сама суть странной войны, полное бездействие большой массы войск, сосредоточенной на боевых позициях, определило резкое снижение морально-боевых качеств французской армии. Бездействие на фронте породило среди личного состава французских войск полное непонимание сути происходящих событий, убеждение в бессмысленности «сидеть в окопах», скуку и моральное разложение. Миллионы мобилизованных в армию французов не понимали необходимость лишений и трудностей военного времени, если настоящей войны нет и, как уверяли газеты, никогда не будет. Беспокойство командования вызывал рост пьянства в войсках. В ставку французской армии в апреле 1940 г. был представлен доклад управления военной цензуры. В этом секретном документе говорилось: «...Праздность и скука личного состава в некоторых частях... ведут к возрастающему злоупотреблению алкогольными напитками».
Французское командование вынуждено было принять экстренные меры. Были увеличены до 30 суток отпуска солдатам и унтер-офицерам. Командирам частей рекомендовалось проводить среди личного состава спортивные состязания, организовывать во фронтовом тылу «солдатские очаги». 21 ноября был подписан правительственный декрет о создании в действующей армии особой службы «библиотек, искусства и досуга». 26 февраля был опубликован декрет об отмене косвенного налога на игральные карты, предназначенные для войск на фронте. Местные органы обязаны были содействовать отправке посылок для фронтовиков. Пришлось осуществить и более «действенные меры»: в крупных гарнизонах и на железнодорожных станциях создавались военные вытрезвители. Такими мерами французское командование старалось приостановить разложение личного состава войск, но практически эта задача была невыполнима. Общая обстановка в стране оказала отрицательное влияние на моральное состояние войск. Благодушие и оптимизм первых месяцев «странной войны» шел на убыль. Известный французский дипломат А. Франсуа-Понсе в своих мемуарах писал: «Стали открываться глаза. Перестали верить в абсурдную идею, что союзники одержали верх в результате какого-либо ослабления противника».
Период странной войны характеризовался также ростом социальной напряженности во французском обществе, вызванного репрессиями правительства против коммунистов. Левые силы во Франции оказались в трудном положении. Советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 г. и особенно договор между СССР и Германией от 28 сентября дезориентировал общественное мнение Франции, поколебал позиции французской компартии. Отныне французские коммунисты отказались поддерживать правительство Даладье в войне и в начале октября потребовали в парламенте начать мирные переговоры с Германией. Такая позиция ФКП не встретила поддержки народных масс, в том числе и среди рабочих.
Правительство Даладье, используя законы военного времени, обрушило на коммунистов репрессии, решив покончить с ФКП - постоянным противником французской буржуазии. 26 сентября был принят закон о роспуске компартии и других организаций, действовавших под руководством ФКП. 20 января 1940 г. по специальному закону депутаты коммунисты были выведены из состава всех представительных учреждений. Разгрому подверглись профсоюзы, находившиеся под влиянием ФКП. 17 января 1940 г. коммунисты - члены парламента и местных представительных органов были лишены депутатской неприкосновенности. В марте 1940 г., подводя итоги антикоммунистических репрессий, министр внутренних дел Сарро сообщил, что распущено 300 муниципалитетов и 675 общественных организаций, где коммунисты пользовались влиянием, запрещены 2 ежедневные газеты и 159 других изданий, в Париже и провинции проведено 11 тыс. обысков, арестовано 3400 чел.
После заключения советско-германского пакта о ненападении 23 августа 1939 г. и особенно договора о дружбе и границе 28 сентября советско-французские отношения, в первую очередь для Москвы, потеряли свое значение и шли на убыль.
Однако дипломатические отношения между Москвой и Парижем не были прерваны. Советское руководство, заинтересованное в укреплении связей с Германией, занимало по отношению к Франции и Англии почти враждебную позицию, возлагая на них ответственность за развязывание и продолжение начавшейся войны.
Французское правительство проявляло определенную сдержанность и старалось не обострять отношения с СССР. Париж внимательно следил за внешнеполитическим курсом СССР и, в первую очередь, за развитием советско-германских отношений.
Продвижение частей Красной Армии на польской территории и установление по всей линии фронта контакта с германскими войсками настоятельно требовало урегулирования многих вопросов между Москвой и Берлином, между командованием советскими и германскими войсками в Польше. 22 сентября было подписано германо-советское коммюнике, в котором говорилось, что германское правительство и правительство СССР установили демаркационную линию между германской и советской армиями. Демаркационная линия проходила по рекам Писса, Нарев, Буг, Висла и Сан. В этом документе, опубликованном в печати как в СССР, так и в Германии, открыто были определены границы «сферы интересов» СССР и Германии в Польше.
В политических кругах Парижа это сообщение было встречено довольно спокойно и даже по отношению к СССР благожелательно, Я.З.Суриц телеграфировал в Москву, что многие политические деятели Франции считают, что демаркационная линия между советской и германской армиями «крайне выгодна для СССР, это «крупнейшая победа Москвы». Политические обозреватели отмечали, что Москва поставила под контроль советского оружия значительную часть Польши, где проживает 11 млн. населения. Красная Армия создала заслон «на ранее намечавшихся и наиболее вероятных путях гитлеровского наступления против СССР». Некоторые парижские политики полагали, что «СССР действительно и решительно свернул на путь защиты чисто национальных и имперских интересов России». Более того, делался вывод, что в будущем создавшаяся ситуация «может повернуться и своей выгодной стороной для Франции, создав, в частности, более прочную плотину против германизма».
27 сентября в Москву вновь прибыл министр иностранных дел Германии И.Риббентроп, который провел переговоры со Сталиным и Молотовым. На следующий день был подписан советско-германский договор о дружбе и границе, а также секретные приложения к нему. В договоре стороны констатировали распад польского государства и взяли на себя ответственность за проведение в своих «сферах интересов» необходимые государственные переустройства. При определении границ были внесены изменения демаркационной линии, установленной германо-советским соглашением от 22 сентября: территория литовского государства включалась в сферу интересов СССР, а Люблинское воеводство и часть Варшавского воеводства отходили в сферу интересов Германии. Таким образом, районы, где преобладало польское население, отходили к Германии, а граница «сферы интересов» СССР в Польше стала проходить в основном по «линии Керзона» с учетом национального состава населения.
