Мирохозяйственная стратегия и практика Китая в историко-политическом контексте
p align="left"> Таблица 3 Структура боливийского экспорта, %Статьи экспорта\Годы | 1976-1980 | 1988-1992 | |
Сырьевые товары | 33,5 | 32,2 | |
Полуфабрикаты | 24,9 | 46,3 | |
Готовые изделия | 41,1 | 21,3 | |
Прочие | 0,5 | 0,2 | |
Всего | 100,0 | 100,0 |
К чему в конце XX в. могут привести несбалансированные установки на интеграцию в мировой рынок в ходе непродуманной либерализации внешней торговли хорошо показывают данные по Боливии и России -примечательно, что в обеих странах в числе зарубежных экономических советников был Дж.Сакс. Замечу для сравнения, что доля готовых изделий в китайском экспорте в 1985-1994 гг. выросла с 49 до 80%, а в конце последнего десятилетия века приблизилась к 90%. России же в отличие от Боливии не удалось прибавить даже в вывозе на мировой рынок полуфабрикатов.
Короче говоря, политические факторы остаются преобладающими в развитии внешнеэкономических связей Китая. Другое дело, что в политике скрупулезно учитывается роль экономических условий внутри страны и за ее рубежами и ее осуществляет государство, организационные структуры которого в рассматриваемой сфере существенно модернизированы в последние два десятилетия. Однако эта модернизация не изменила жестких иерархий, соподчинений, стройности и т.п. свойств, обеспечивающих, помимо прочего, функциональную адекватность нынешней системы ухудшающимся общим условиям в мировой экономике и торговле, а также задачам повышения качества участия страны в мировом хозяйстве.
Таблица 4 Доля экспорта в производстве отдельных товаров в РФ (%)
Товары\Годы | 1994 | 1995 | 1996 | 1997 | 1998 | 1999* | |
Нефть | 40,2 | 41,0 | 43,0 | 42,7 | 46,6 | 48,1 | |
Нефтепродукты | 25,4 | 26,1 | 32,4 | 34,0 | 32,8 | 34,4 | |
Природный газ | 30,4 | 32,3 | 33,0 | 36,9 | 35,6 | 34,9 | |
Минеральные удобрения | 70,4 | 74,0 | 75,0 | 72,0 | 72,8 | 73,0 | |
Круглый лес | 11,9 | 15,9 | 17,6 | 22,5 | 26,6 | 31,6 | |
Пиломатериалы | 20,5 | 17,2 | 13,3 | 17,2 | 17,0 | 16,1 |
Китайская стратегия и политика, разумеется, не исчерпывается отмеченными выше принципами. В связи с этим замечу, что иные славословия в адрес китайских реформаторов весьма затуманивают действительную картину внешнеэкономических и хозяйственных успехов Китая. Рассуждения по поводу гениальности "теории кошки", или "теории нащупывания ", обильно представленные в российской прессе и научных изданиях, обедняют, примитивизируют, сводят к голому эмпиризму китайскую стратегию и политику, в том числе мирохозяйственную. На Западе, в позднем СССР и новой России явно недооценили степень научной разработанности взаимосвязанного комплекса -стратегии, политики и практики в КНР, в том числе вопросов координации мирохозяйственного курса с общей экономической стратегией и внешней политикой. Заодно были упущены из виду теоретические достижения китайской политэкономической мысли и социологии, идеологии и пропаганды, во многом определившие феномен массового рационального поведения субъектов хозяйства. Они остались отзывчивыми к регулированию социально-экономической деятельности политическими средствами, в том числе выверенным временем и более современным установкам.
Качественный сдвиг в положении Китая в мировом хозяйстве, произошедший во второй половине 90-х годов, проявляется, на мой взгляд, и в существенном изменении соотношения "объект -субъект", если иметь в виду взаимодействие этой страны с другими государствами, крупным иностранным капиталом и т.п. Очевидно, что КНР в растущей мере становится активным субъектом мировой экономики, оказывая на последнюю значительное прямое и косвенное влияние.
На первый взгляд, вопросы формирования и эволюции мирохозяйственной стратегии и внешнеэкономической политики Китая в последние 25 лет лежат несколько в стороне от тематики, связанной с глобализацией, информационной революцией и родственной ей постиндустриальной проблематикой. Если оглянуться назад, то и вовсе искусственной может показаться связь между рождавшимися в западных университетах на рубеже 70-80-х годов представлениями о новом обществе или этапе в его развитии, с одной стороны, и политическими установками Пекина, в том числе на ограниченное открытие страны, с другой. Идеологический разрыв между КНР и миром развитых стран представлялся тогда огромным.
Нынешние, вроде бы сугубо аграрно-индустриальные достижения Китая, казалось бы, тоже далеко не всегда вписываются в тенденции и траектории, характерные в прошлом для западных и большинства новоиндустриальных стран. Соответственно, хозяйственная политика КНР - внутренняя и внешняя - нередко предстает на страницах самых разных изданий как некий архаичный антипод всевозможных модных построений, включающих, помимо "участия в глобализации", "постиндустриальность", "создание новых демократических институтов", "открытие общества" и т.п. Редко кому приходит в голову прямо обозначить внешнеэкономическую политику и мирохозяйственную стратегию Китая как удачную и прежде всего политическую реакцию на глобализацию, ведущую к постепенной активизации роли страны в этом процессе.
"Пространство не является научным объектом, удаленным от идеологии и политики; оно всегда было политическим и стратегическим. Если пространство имеет видимость нейтральности и безразличия к своему наполнению...это происходит именно потому, что оно занято и используется...Пространство формируется историческими и природными элементами, но это политический процесс. Пространство - политическая и идеологическая категория", - отмечал в начале 80-х годов известный французский географ Г. Лефебвр. Это положение вполне современно - во всяком случае в конце 90-х годов многие ученые считали фактом резкое усиление политической и идеологической борьбы в современном мире. В отличие от лидеров большинства "переходных" стран руководство КНР в последние два десятилетия, как известно, не спешило с "деполитизацией" и "деидеологизацией" страны, модернизируя или традиционализируя наиболее неудобные ценностные ориентиры недавнего прошлого. Во многом это облегчило относительно безболезненное приспособление к новым мировым тенденциям в 90-е годы.
При этом китайская внешнеэкономическая политика не только чутко реагировала на процессы глобализации, которые в Китае обычно связывают с новой технологической, реже - информационной революцией. Мирохозяйственный курс оказался мощным рычагом приобщения КНР к достижениям научно- технического прогресса и в известном смысле - инструментом создания необходимых для этого заделов в китайском обществе. Замечу, что сама мирохозяйственная стратегия Китая содержит в себе бурно прогрессирующий элемент глобальности. Он особенно заметен, если иметь в виду информационное и научное обеспечение проводимой политики, включая теоретические изыскания. Уже в 80- е годы произошел гигантский сдвиг в числе и качестве публикаций, посвященных экономическому опыту зарубежных государств. В научной разработке политики с самого начала принимали участие институты АОН КНР, а также исследовательские учреждения других ведомств. Только за последние восемь лет в Китае создано 22 государственных научно-исследовательских института, занимающихся прогнозированием в различных областях знаний. Так или иначе исследования включают мирохозяйственную проблематику. С этой точки зрения внешнеэкономическая политика КНР, например, очень выгодно отличается от курса отдельных стран
Запада и Востока, позднего СССР и тем более нынешней России. Подчеркну, что имея под боком Гонконг, значительный опыт работы на самом либеральном пятачке азиатского хозяйства, а также мощную прослойку лояльных Пекину предпринимателей и финансистов, руководство КНР, несомненно, обладает и высококачественными знаниями о практике мирового хозяйства. Тем не менее страна не пошла и до сих пор не идет на открытие экономики, сколько-нибудь сопоставимое с теорией и практикой свободы торговли.
