Муравьев-Амурский
бесспорное, трактатом утвержденное обладание Амуром, прекрасным по
удобству единственным для Восточной Сибири торговым путем, есть
факт чрезвычайно важный для всей страны. Мысль об обладании Амуром,
о пользовании им была давнишним исконным желанием и стремлением
Восточной Сибири. Генералу Н. Н. Муравьеву удалось начать и довести
до конца это дело; имя его теперь будет неразрывно связано в нашей
истории с памятью о приобретении Амура, с памятью о тех
благодетельных последствиях для промышленности и торговли – как
Восточной Сибири, так, смеем думать, даже и всей России, которое
непременно и в непродолжительном времени проистекут из этого
исторического события».
На следующий день после этого события, 17 мая, генерал Муравьев
прибыл из Айгуна в Благовещенск «бывшую Усть – Зейскую станицу»,
где состоялся благотворительный молебен о совершившемся радостном и
великом событии. А 18 мая генерал – губернатор отдал по войскам
приказ: «Товарищи! Поздравляю вас! Не тщетно трудились мы: Амур
сделался достоянием России. Святая Церковь молится за нас, Россия
благодарит. Да здравствует император Александр и процветает под
кровом его вновь приобретенная страна. Ура!»
11 июля 1858 года Н. Н. Муравьев в рапорте Великому князю
Константину написал слова, которые определяют его политику на
Дальнем Востоке: «Смею думать, что после Айгунского договора мы не
только имеем право, но и обязаны отстранять все иностранные
притязания на земли общих или разграниченных владений наших с
Китаем и Японией».
По представлению Н. Н. Муравьева была образована Приморская
область Восточной Сибири, в состав которой вошли Камчатка, Охотское
побережье и Приамурье. Центром новой области стал Николаевский
пост, преобразованный впоследствии в Николаевск – на – Амуре.
Деятельность Н. Н. Муравьева была высоко оценена. 26 августа
исторического 1858 года император Александр Николаевич издал указ,
который подводил итог личным заслугам генералу – губернатора: «Граф
Николай Николаевич! Примерно ревностное и полезное служение нашим,
неоднократно ознаменованное военными подвигами и особыми отличиями
на поприще гражданского управления, обратили на себя внимание в
бозе-почившего родителя моего. Справедливо оценяя ваши достоинства,
он вверил начальствованию вашему обширный край в отдаленнейших
пределах империи. Вы вполне оправдали доверие одиннадцатилетнему
неутомимыми трудами на пользу и благоустройство вверенной
управлению вашему Восточной Сибири…Воздаяние за таковые заслуги
ваши, я возвел вас указом сего числа Правительствующему Сенату
данным, в графское Российской империи достоинство, с присоединением
к имени вашему названия Амурского, в память о том крае, которому в
особенности посвящены, были в последние годы настоятельные труды
ваши и постоянная заботливость».
Таким образом, с 26 августа 1858 года генерал-губернатор
Восточной Сибири стал графом Муравьевым-Амурским. Труды его на
благо России продолжались.
Вторым приобретением губернатора стал Уссурийский (ныне
приморский) край, который он занял, опередив англичан и французов.
2 июля 1859 года губернатор прибыл в южное Приморье на параходе-
корвете «Америка», чтобы принять решение, в какой гаване заложить
будущий главный порт России на Тихом океане. Осмотрев несколько
бухт, он остановил свой выбор на Золотом Роге и сам придумал
название будущему городу: Владивосток. Тогда же он посетил залив
Америка, где обнаружил удобную бухту, которой дал название Находка.
Так что два главных города Приморья обязаны своими звучными и
красивыми названиями губернатору Муравьеву-Амурскому.
По инициативе и при активном участии Муравьева-Амурского
проведено административно-территориальное преобразование Восточной
Сибири, учреждены Забайкальское (1851) и Амурское (1860) казачьи
войска, Сибирская флотилия (1856) . При нем основаны многие посты и
административные центры на Дальнем Востоке, такие как зимовье
Петровское – 1850 г., посты Николаевский, Александровский,
Марлинский, Муравьевский – все в 1853 году, Усть-Зейский
(Благовещенск) – 1858 год, Хабаровка – 1858 год, Турий Рог – 1859
год, Владивосток и Новгородский – 1860 год. Муравьев-Амурский
последовательно проводил переселенческую политику, лично побывал во
многих пунктах вверенной ему территории. В том числе на Камчатке.
Поход на Камчатку был трудным из-за бездорожья и необжитости
района. Но благодаря тщательной подготовке под личным руководством
Н.Н. Муравьева Амурского поход закончился успешно. Об этом
путешествии достаточно подробно рассказал в своей книге
«Воспоминание о Сибири» Б.В. Струве, который в течение 1848-1855
гг. служил в администрации генерал-губернатора. Книга была издана в
Санкт-Петербурге в 1889 году, один ее экземпляр хранится в
библиотеке Общества изучения Амурского края. Несколько страниц
книги посвящены жене Н.Н. Муравьева-Амурского, которая сопровождала
его в этой трудной экспедиции на Камчатку.
« Е.Н. Муравьева – родом француженка, урожденная Ришмон,
присоединилась к православию при выходе в замужество за Муравьева.
Нетрудно ей было убедить своего мужа взять ее с собой на Камчатку,
потому что он был в нее влюблен безумно, она поклялась безропотно
переносить все трудности предстоявшего путешествия, которые ей
рисовались не в розовом свете…
У Меинской станции сели мы на лошадей, даже дамы в мужских
костюмах, в высоких сапогах, и вступили в непроходимые тундры и
девственные леса, по которым пролегает путь от Якутска до Охотска:
1000 верст и верст старинных екатерининских, семи сотенных. Сколько
неимоверных трудностей перенесли мы, сколько казавшимся нам
непреодолимыми препятствий побороли мы только благодаря
настойчивости, твердости и опытности Муравьева, показывавшего во
всем пример. После первого 25-верстного верхового перехода
Екатерина Николаевна, будучи разбита до изнеможения, не могла в
назначенный час сесть опять на лошадь. Это обстоятельство не было
предусмотрено инструкцией, и я ждал приказаний, как быть. В
станционном домике, где легла было отдохнуть генеральша, произошел,
наконец, крупный разговор по-французски, как мы слышали, стоя тут у
входа с оседланными лошадьми. Выходя из избы, Муравьев приказал мне
отправить супругу одну с камердинером Флегонтом обратно в Якутск,
где ей предоставлялось остаться до возвращения генерала из Камчатки
или вернуться в Иркутск.
Муравьев сел на свою лошадь в назначенный по маршруту час и
отправился дальше, а Екатерина Николаевна вернулась бы в Якутск,
если бы она, убедившись в неуступчивости своего супруга, не сделала
сверхъестественное усилие: при помощи моей и Флегонта она
поднялась, заливаясь слезами, на свою лошадь и поехала за своим
жестоким мужем. Как объяснить эту жестокость? Опытностью: он знал,
что если в том разбитом состоянии, в котором находилась его жена,
залежаться. То это не пройдет в течение нескольких дней, а если
немедленно опять сесть на лошадь и продолжать путь, то эта
разбитость пройдет сама собой, незаметно. Без потери времени для
дела, в котором каждый день рассчитан».
Представляется необходимым процитировать еще одну редкую книгу,
хранящуюся в библиотеке Общества изучения Амурского края, - «Граф
Николай Николаевич Муравьев-Амурский по его письмам, официальным
документам, рассказам современников и печатным источникам»,
изданную в 1891 году. Книга содержит интересные сведения о
последних годах государственной деятельности графа Н.Н. Муравьева-
Амурского в Сибири. В январе 1861 года он сдал свою должность М.С.
Корсакову и навсегда покинул край, где им было сделано так много. О
том, как сердечно провожали Муравьева-Амурского в Иркутске,
вспоминает Б. Милютин: «Назначенный для отъезда день начался в
соборе, в котором при архиерейском служении граф Муравьев,
окруженный обществом, отстоял напутственный молебен. Площадь, или,
лучше сказать, ряд площадей, окаймляющих собор, кишела народом.
После молебна все, имевшие на то право. Бросились в близлежащее
Собрание. Граф Муравьев дошел до него пешком; народ теснился около
него; слышались прощальные крики. Графу приходилось
останавливаться, выслушивать прощальные напутствия. Наконец, он в
Собрании. Громадная зала, последнего, прилегающие комнаты кишели
публикой. Тут были и мундиры, и ремесленники со значками, и фраки,
и сюртуки, и крестьяне, прибывшие из соседних деревень, и инородцы,
и казаки. Не было, кажется, человека, которому бы граф не сказал
слова. Кончилось это прощание. В городских экипажах, кто только
мог, поехали на Вознесенский монастырь. Казалось, что туда прибудут
только избранные, но пока шел молебен над мощами Святителя
