Хор в трагедиях Эсхила
Ты в лучника метил, сгибая лук, -
В Александра! Давно выжидал ты миг,
Натянув тетиву, - и взвилась стрела,
И не праздно в поднебесье пела. (362-366)
Так поет хор в первом стасиме, узнав от Клитемнестры о взятии Трои. И
тут же от конкретного факта – наказания Александра, т.к. его поступок есть
преступление против Справедливости – хор переходит к общим размышлениям: за
ударом Зевса можно проследить, он свершил, как замыслил.
Возвращаясь в мыслях к началу троянского похода, хор произносит три
роковых для царя слова: «ради многомужней жены», то есть Елены, повел
Агамемнон войско на Трою. И еще до начала войны царю пришлось
расплачиваться дорогой ценой за свое предприятие: из всех событий этого
времени хор вспоминает самое мрачное – зловещую смерть Ифигении,
принесенной отцом в жертву богине Артемиде, чтобы добиться прекращения
ветров, крушивших в гавани греческие корабли. Таким образом, из-за Елены
пролилась кровь невинной девушки. Ради нее годами длятся сражения в чужой
земле, сталкиваются и ломаются в бою копья, гибнут мужи под стенами Трои.
Для Эсхила гибель многих на войне – тоже убийство, вызывающее гнев и
проклятье народа, требующее уплаты долга.
Так на владык зачинщиков
Копит народ обиду. (450-451)
- поет хор, выражая тем самым не только мнение народа, но и самого автора.
Аргосские старцы не хотят для себя славы «разорителя городов». Хор
желает себе благополучия, не вызывающего зависти. Победа над Троей не
поддается в устах хора однозначной оценке: она справедлива в той мере, в
какой несет заслуженную кару Парису; она выходит за пределы справедливости,
будучи оплачена слишком дорогой ценой. Эта внутренняя противоречивость
совершившегося не может не накладывать отпечатка и на судьбу Агамемнона, -
поэтому хор, проводив царя во дворец, вместо радостного победного славления
прислушивается к встревоженному голосу своего сердца:
Что ж в ушах безлирный плач Эриний
Слышен немолчно? (990-991)
Небывалый по своей трагичности комплекс переживаний Кассандры
изображен у Эсхила не эпическими описаниями, но в виде передачи чувств и
настроений хора. Тот факт, что хор развивает мысли Кассандры, особенно
важен: суждение составляющих хор аргосских старцев, при всей их
объективности, остается все же человеческим мнением, Кассандра же,
приобщившись благодаря ясновидению к божественному знанию, придает оценке
событий непререкаемую авторитетность.
Убийство Агамемнона, о котором хор узнает из криков убиваемого, один
из наиболее драматичных эпизодов трагедии. Хор старейших, до того единый,
распадается на голоса отдельных старцев. На наших глазах нечто единое и
целое перестает быть таковым, что подчеркивает трагизм ситуации. Хор
чувствует себя в полном смятении, лишающем его способности здраво
рассуждать и вынести окончательное решение. Этим автор передает создавшуюся
панику, тревогу, хаос, наступившие среди аргосского народа в связи с
потерей царя. Но хор здесь не только олицетворяет народ: отчасти, он
выражает и точку зрения автора, который против совершенного преступления и
считает его несправедливым.
В четвертом эписодии «Агамемнона» хор осуждает Клитемнестру:
Умной гордынею ты обезумела, -
И к лицу
Это пятно тебе – крови клеймо на лбу:
Так исступилася мысль твоя кровию. (1426 –1428)
Сама же она считает, что в ее облике выступал древний свирепый дух-
мститель. И хотя в аргументах Клитемнестры хор видит несостоятельную
попытку возложить вину на божество, сам он все же в конце концов вынужден
признать в смерти Агамемнона дело рук демона, вмешательство могучего
божества, ненасытного в жестокости.
Убежденная вера в появление Ореста – мстителя за отца, присущая еще
Кассандре и хору в «Агамемноне», составляет в начале «Плакальщиц» основу
поведения хора. Отсюда советы Электре, ожидание «избавителя дома», который
с мечом в руке отплатит за погибшего господина.
В Оресте хор плакальщиц видит руку Справедливости. Больше того: если в
«Агамемноне» хор видит справедливость кары, постигшей поочередно Париса и
Агамемнона, но не побуждает никого к ее свершению, то в «Плакальщицах»
размышления хора о божественном законе возмездия предназначены как раз для
того, чтобы обосновать необходимость действий Ореста в свете божественного
права. Хор выступает от имени народа, чье правовое сознание требует мести
за убитого царя:
Давно предназначенье ждет:
Рок да придет на вызов. (465-466)
Хор плакальщиц по второй части трагедии демонстрирует как страдание
героев переносится вовнутрь: служанки Электры вспоминают, как при гибели
Агамемнона они били себя с плачем в грудь и раздирали до крови щеки; теперь
же, при виде следов на могиле царя, Электра чувствует, как желчь приливает
к сердцу, как бы раненому двуострой секирой.
Выяснению вопроса о вине Ореста и его преследовании Эриниями посвящена
вся заключительная часть трилогии. Эринии появляются на сцене трилогии не
сразу, но строго постепенно, становясь все ужаснее. В «Плакальщицах» их еще
никто не видит, кроме Ореста, и их пока можно считать его галлюцинацией. Но
вот в «Эвменидах» Пифия уже рассказывает о том, как они окружают Ореста, об
их отвратительном виде. Дальше взывает к ним и будит их тень Клитемнестры:
слышатся их храп и стоны. Наконец, Эринии просыпаются и появляются сами во
всем хтоническом ужасе. Но их ярость проявляется только на суде Ареопага,
где они сначала властно допрашивают Ореста, а затем предъявляют свое
обвинение. Как мы видим, образ хора Эриний довольно динамичен, в
противоположность более ранним статичным образам Эсхила.
Когда Афина уходит выбирать судей для Ареопага, Эринии, оставшись на
орхестре, исполняют стасим, в котором излагают свое кредо. Если в суде
одержит верх этот матереубийца, рассуждают они, рухнут все нравственные
устои. Эринии явно озабочены сохранением авторитета справедливости и чуть
дальше развивают эту мысль достаточно подробно:
Завещаю впредь тебе
Правды чтить алтарь святой.
Пусть корысть
Не соблазнит тебя пядью безбожною
Дерзко топтать его: Кара
Станет за спиной, как тень. (537 –542)
Разумеется, мы тут же вспоминаем размышления хора в «Агамемноне» о
безнадежном положении человека, дерзостно попирающего алтарь
справедливости, - мысли древних богинь и аргосских старцев совпадают,
придавая всей трилогии единство нравственной установки. Еще важнее, что
Эринии столь высоко ставят авторитет Справедливости и что Эсхил поручает им
защиту Справедливости и наказание отступников от ее заветов.
Финал «Орестеи» знаменует утверждение такого порядка вещей, при
котором нет победителей и побежденных, - торжествует не одна из борющихся
сторон, а высшее единство, объединяющее ранее враждовавшие между собой
начала. Эринии преодолевают свой яростный гнев и заклинают ярость
убийственных междоусобиц, разрушающих государство. В конечном итоге
торжествует не индивидуальная воля божества, а объективная закономерность
справедливости, носителем и стражем которой призваны быть боги.
“Прометей Прикованный”
Среди сохранившихся трагедий Эсхила “Прометей Прикованный” занимает
несколько особое место: целый ряд стилистических особенностей, очень
скромная роль хора, наконец изображение Зевса как жестокого тирана не
находят себе аналогий в других известных нам эсхиловских творениях. Тем не
менее “Прометей Прикованный” – быть может, величайшее создание Эсхила. За
прошедшие тысячелетия ее герои не только не потерял своего монументального
величия, не только не потускнел, а, наоборот, стал еще возвышеннее, еще
озареннее. Множество благ даровал Прометей людям. Важнейшее из них – то,
которое предотвратило гибель людского рода, дарование огня. За этот дар
человечеству Прометей и наказан. Титан-прозорливец заранее знал, что ему за
это уготовано, так что он пошел на самопожертвование сознательно. Черты
непреклонного характера Прометея еще резче обозначаются из сопоставления с
женственной мягкостью до конца ему верных Океанид, которые появляются в
начале трагедии «со стороны моря, в крылатой колеснице». Они сочувствуют
титану, хотят ободрить его:
Ободрись! Не бойся!
Ведь с любовью наша стая
Взапуски на крыльях быстрых
К этой скале прилетела.
Стонет хор, оплакивая муки титана, слушает его рассказ и предпринимает
попытки образумить Прометея. Обеспокоенные дерзкой речью Прометея, Океаниды
напоминают ему о жестокости Зевса, но не могут склонить его к
благоразумию. Им не удается, как и затем Океану, поколебать непреклонную
волю Прометея.
Хор Океанид – женский хор. И это не случайно. Ведь именно женщине в
идеале присуще сострадать, утешать в горе, оплакивать муки. Кроме того,
идеальная женщина- образец верности. Так и Океаниды не бросают Прометея,
остаются верными ему, делят его мучения:
Что вытерпеть должно, вытерпим вместе с ним.
Предателей мы ненавидим, и нет
Порока для нас
Гнусней и мерзей вероломства.
“Прометей Прикованный”, в отличие от прочих трагедий Эсхила, поражает
краткостью и незначительным содержанием хоровых партий. Если подойти к хору
с точки зрения декламационно-риторической, то сразу можно увидеть, как он
необходим для углубления общего монументально-патетического стиля трагедии.
Заключение
Итак, проанализировав трагедии Эсхила «Персы», «Орестея» и «Прометей
Прикованный» можно сделать вывод о роли хора в них. В «Персах» хору
отводится значительная часть: он повествует, восхваляет и оплакивает,
выступая от имени персидского народа, а также выражая иногда и точку зрения
самого автора.
В каждой части «Орестеи» хор выполняет определенные задачи. В
«Агамемноне» аргосские старцы выражают то предчувствие, то сомнение, то
осуждение. Также партии хора важны для передачи настроения героев и самой
атмосферы повествования. В «Плакальщицах» хор не столько оплакивает кончину
царя, сколько подстрекает Ореста на убийство. Наиболее ярко выраженный
образ принимает хор в третьей части. На наших глазах происходит
удивительная метаморфоза: злобные преследующие Ореста Эринии превращаются в
благосклонных Эвменид, где главным двигателем процесса является
Справедливость.
В «Прометее Прикованном» хору отведена малозначительная роль. Нежные
Океаниды появляются, чтобы сострадать и утешать Прометея, контрастом
подчеркивая его непримиримый дух.
По известным причинам мы не можем в полной мере оценить гениальность
драматургии Эсхила, ведь мы оцениваем его трагедии только как текст. Хотя
современные режиссеры время от времени предпринимают попытки (на мой взгляд
напрасные) поставить на сцене произведения Эсхила. Один из таких примеров
-сравнительно недавняя постановка «Орестеи» Питером Штайном. Я не могу
судить о художественных достоинствах или недостатках этого спектакля (если
этот термин здесь уместен), т.к. я его не имела возможности его посмотреть.
Это лишний раз доказывает гений Эсхила-драматурга, который и сейчас, спустя
две с половиной тысячи лет после написания своих трагедий, продолжает
вдохновлять людей искусства. Современные драматурги также не перестают
черпать вдохновение для создания героических образов и постановки
сущностных вопросов человеческого бытия в творениях Эсхила, влияние
которого далеко не исчерпано.
Список использованной литературы
1. Эсхил. Трагедии. Калининград, 1997.
2. В. Ярхо. Драматургия Эсхила и некоторые проблемы древнегреческой
трагедии. М., 1978.
3. Античная литература. Под редакцией проф. А.Атахо-Годи. М., 1986.
4. Мирецкая Н.В., Мирецкая Е.В. Уроки античной культуры. Обнинск, 1996.
Страницы: 1, 2
