RSS    

   Творчество Марка Шагала

училища. И благодаря огромному энтузиазму и ходатайствам М. Шагала училище

было открыто в конце 1918 года. Официальное открытие учебного заведения

состоялось 28 января 1919 года. Возглавил народную художественную школу по

просьбе Марка Захаровича его учитель по училищу Е.Званцевой Мстислав

Добужинский, а сам М.Шагал - одну из мастерских.

В феврале 1919 года М.Добужинский возвратился в Петроград. М.Шагалу

пришлось самому возглавить учебное заведение. В стенах училища были

представлены и свободно функционировали руководства и мастерские всех

направлений от "левых" до "правых" включительно, что и привело к

разагитации аудитории Шагала. 29 июля 1920 года Марк Шагал вместе с семьей

уехал в Москву, совсем не подозревая о том, что навсегда расстается со

своим любимым городом.

В конце мая художник отправляется в Каунас для организации там своей

выставки. Переехав летом 1922 года из Каунаса в Берлин, Марк Шагал

познакомился там с владельцем картинной галереи и издателем П.Кассирером,

который решил издать мемуары художника с его собственными иллюстрациями. Из-

за заминки с переводом текста на немецкий язык в 1923 году Кассирер издал

только иллюстрации в виде отдельного альбома. Первое полное издание

мемуаров было осуществлено в 1931 году парижским издательством "Сток" в

переводе на французский Беллы Шагал. С тех пор "Моя жизнь" М. Шагала

неоднократно переиздавалась на многих европейских языках. На русском языке

она была впервые выпущена в 1994 году московской фирмой "Эллис Лак" и

проиллюстрирована рисунками и офортами "Дом на Песковатиках", "Улица", "Дом

на улице Покровской", "Витебск. Железнодорожная станция" и др.

Оставшись по воле случая навсегда за границей, Марк Захарович 15 лет не

принимал французского гражданства, все еще надеясь когда-нибудь вернуться

на родину.

В 1941 году, чудом вырвавшись из рук фашистов в оккупированной ими

части Франции, он уехал в США. Активно сотрудничал с комитетом помощи СССР,

передал ему несколько своих работ. Узнав о страшной судьбе родного города,

который за три года немецко-фашистской оккупации был почти полностью

разрушен и потерял все население, Шагал написал "Письмо моему родному

Витебску", которое было опубликовано 15 февраля 1944 года в одной из

американских еврейских газет.

Витебские улицы и площади, памятники архитектуры и влюбленные

изображены на многих работах Марка Шагала. Выступая на открытии выставки в

Третьяковской галерее летом 1973 года, он сказал: "У меня нет ни одной

картины, на которой вы не увидите фрагменты моей Покровской улицы. Это

может быть, и недостаток, но отнюдь не с моей точки зрения." Родной город

стал тем источником, из которого Марк Захарович всю свою долгую жизнь

черпал вдохновение и сюжеты для работ.

За свой долгий век (прожил 98 лет) Марк Шагал многое познал: неудачи и

успех, полуголодное существование и материальное благополучие, равнодушие и

всемирную славу. Только одного при жизни он был полностью лишен - признания

на родине. И очень из-за этого страдал. Но времена меняются. В январе 1991

года прошли первые Шагаловские дни. В июне следующего года на Покровской

улице открыт памятник художнику, а на его домике - мемориальная доска.

Проводятся в Витебске Шагаловские пленэры и музыкальные фестивали.

Дмитрий Сарабьянов,

доктор искусствоведения

МАРК ШАГАЛ

На земле и в небесах

Марк Захарович Шагал прожил без малого сто лет (1887--1985) и лишь

немногим больше трети этого срока провел в России. Его детство и юность

прошли в Витебске. В 1910 году он на четыре года уехал во Францию, затем

вернулся на родину, жил в Витебске, Петербурге и Москве, а после этого

эмигрировал из Советской России и многие годы провел в Берлине, в Париже, в

Соединенных Штатах Америки и под конец вновь во Франции на берегу

Средиземного моря. Большая часть творческой жизни была отдана Франции, и во

многих энциклопедиях мира после имени Шагала стоит название страны, которой

он принадлежит, -- Франция. По этому поводу сам художник говорил: "Меня

хоть в мире и считают интернационалистом и французы берут в свои отделы, но

я считаю себя русским художником, и это мне приятно" (Из письма Марка

Шагала Павлу Эттингеру).

Когда смотришь на картины художника, сначала приходит мысль, что все

свои годы он летал где-то в небесах, а если и ходил по земле, то по такой,

которая живет по каким-то своим особым, неизвестным нам законам, не ведая

современной цивилизации. На самом-то деле Шагал всегда пребывал в одной

стране -- в родном Витебске, рисовавшемся его памяти и сознанию не

губернским городом старой России, а захолустным, хотя и фантастическим

еврейским местечком -- со своими привычками и традициями, со своими тонами,

цветами и запахами. В Париже ему чудился Витебск, а когда под старость он

приезжал в Иерусалим, чтобы создать там витражи для синагоги, перед его

глазами вновь возникали покосившиеся строения и домашние звери из детских

снов.

Слова Шагала, что он русский художник, сказаны им неспроста. Его

творчество могло возникнуть только в России. Образный мир его картин

наполнен контрастами и противоречиями, содержит в себе абсурд в таком

чистом виде, какой мог сложиться лишь на русской земле. В число

свидетельств русского абсурдизма, как известно, входил, еврейский вопрос.

Лишенные элементарных гражданских прав, евреи в старой России жили

обособленно, замкнуто, соблюдая свои обычаи, тщательно исполняя религиозные

обряды, жившие в их сознании, сохраняли память о своей великой истории. Эта

память народа и собственная память легли в основу творчества Шагала.

Они соединились с необыкновенной фантазией, присущей художнику, и с

той прямотой взгляда на мир, которая позволила Шагалу открыть великую

правду в самых простых и обыденных явлениях, хотя и переселенных его волею

с земли на небеса. Сила его искусства была так велика, что она позволила в

полный голос говорить о вкладе в мировую культуру российского еврейства,

которое к рубежу столетий стало активной творческой силой.

Cудьба Шагала как художника сложилась чрезвычайно своеобразно. Он

фактически нигде не учился, хотя и не подолгу занимался в витебской школе

художника Ю.Пэна, в Петербурге в школе Е.Званцевой, где преподавали

знаменитые мастера Бакст и Добужинский, а в Париже в частных академиях

«Гранд Шомьер» и «Ла Палетт».

Молодой Шагал, как уверяет он сам, всюду чувствовал себя чужим. Ему

претили светскость и манерность, «А я -- сын рабочего, -- писал он в

воспоминаниях, -- и меня часто подмывает наследить на сияющем паркете».

И хотя позже Шагал выставлял свои произведения вместе с Бакстом в

«Мире искусства» и был вхож в дома самых утонченных интеллектуалов мира, он

следил, где мог -- грубыми, как казалось многим, красками и мазками,

вывернутыми линиями, перекрученными головами своих персонажей, бесстыдно

растопыренными ногами женщин. Но с миром культуры Шагал общался не в

светских гостиных, а на высшем уровне.

Перебравшись в 1910 году из Петербурга в Париж, обосновавшись со

временем в знаменитом «Улье» -- здании бывшего выставочного павильона, где

нашли себе приют мастерские парижан Леже, Модильяни, Сутина, позже ставших

знаменитыми, он вошел в круг лучших поэтов, художников, критиков Франции

(Робер Делоне, Блез Сандрар, Макс Жакоб, Гийом Аполлинер). В художественной

столице мира молодой витебский еврей оказался среди избранных, хотя это

обстоятельство никак не переменило направления, в котором он двигался с

первых шагов своей художнической деятельности.

Творческое развитие художника трудно объяснить, исходя из привычных

стилевых категорий, установившихся в представлениях о европейском искусстве

первых десятилетий ХХ века. Шагал оказался рядом с основными направлениями

живописи или в промежутке между ними, но ни одному из них практически не

принадлежал. В России до отъезда в Париж он успел соприкоснуться с русским

неопримитивизмом, и в его раннем творчестве можно заметить следы влияния

Натальи Гончаровой. Он участвовал в выставках «Бубнового валета» и

«Ослиного хвоста», но к числу русских неопримитивистов его вряд ли можно

причислить.

В Париже Шагал вплотную приблизился к кубизму, выполнил несколько

произведений в кубистической системе, но кубистом не стал. Опыт футуризма

достался ему из вторых рук.

В Италии он не побывал, но Париж не зря слыл художественной столицей

мира: там работали некоторые итальянские мастера, да и в орфизме Делоне

Страницы: 1, 2, 3


Новости


Быстрый поиск

Группа вКонтакте: новости

Пока нет

Новости в Twitter и Facebook

                   

Новости

© 2010.