Леонардо да Винчи
тесноты, неудовлетворенности в замкнутом круге современной им жизни, во
всепоглощающем стремлении к истине, в каком-то даре предвидения».
Здесь каждое слово применимо к Леонардо да Винчи. Некоторые
исследователи его жизни испытывали подчас смущение. Как этот гений мог
предлагать свои услуги и собственной родине – Флоренции, и ее злейшим
врагам? Как мог служить при этом Цезарю Борджиа, одному из самых жестоких
властителей того времени? Не нужно затушевывать этих фактов, хотя сложность
и шаткость политического устройства тогдашней Италии как-то объясняют такую
неустойчивость Леонардо. Но этот же человек словами, дышащими неотразимой
искренностью, так определял сам цели и возможности, открывающиеся тому, кто
того достоин:
«Скорее лишиться движения, чем устать... Все труды не способны
утомить... Руки, в которые подобно снежным хлопьям, сыплются дукаты и
драгоценные камни, никогда не устанут служить, но это служение только ради
пользы, а не ради выгоды...»
Он знал, что природа сделала его творцом, первооткрывателем, призванным
послужить мощным рычагом тому процессу, который мы ныне называем
прогрессом. Но чтобы полностью проявить свои возможности, ему надлежало
обеспечить для своей деятельности наиболее благоприятные условия в
уделенный ему для жизни срок. Вот почему он стучался во все двери,
предлагал услуги каждому, кто мог помочь ему в его великих делах, угождал и
«своим», итальянским тиранам, и чужеземным государям; когда надо было –
подлаживаться под их вкусы, ибо взамен рассчитывал на поддержку в своем
действенном и «всепоглощающем стремлении к истине».
Так случилось уже в ранний период деятельности Леонардо да Винчи.
Флоренция того времени не дала ему того, на что он мог рассчитывать. Как мы
знаем, сам Лоренцо Великолепный и его двор превыше всего ценили живопись
Боттичелли. Мощь и свобода Леонардо смущали их своей новизной. А замыслы
его в градостроительстве и инженерном деле казались слишком смелыми,
несбыточными. Похоже, что Лоренцо более всего ценил в Леонардо музыканта,
действительно наслаждаясь его игрой на лире.
И вот Леонардо обращается к другому властителю – Людовику Моро, который
правит Миланом. Милан ведет в это время войну с Венецией. И потому Леонардо
в первую очередь старается убедить миланского герцога, что может быть
полезен ему в военном деле.
По свидетельству современников, Леонардо был прекрасен собой,
пропорционально сложен, изящен, с привлекательным лицом. Одевался
щегольски, носил красный плащ, доходивший до колен, хотя в моде были
длинные одежды. До середины груди ниспадала его прекрасная борода, вьющаяся
и хорошо расчесанная. Он был обворожителен в беседе и привлекал к себе
человеческие сердца.
Даже когда он сравнительно мало зарабатывал, всегда держал лошадей,
которых любил больше всех других животных.
Мы знаем также, что он постоянно рисовал и записывал.
До нас дошло около семи тысяч страниц, покрытых записями или рисунками
Леонардо.
Один из первых исследователей этих рукописных сокровищ отмечал в
изумлении: «Здесь есть все: физика, математика, астрономия, история,
философия, новеллы, механика. Словом – это чудо, но написано навыворот, так
дьявольски, что не один раз я тратил целое утро, чтобы понять и скопировать
две или три странички».
Дело в том, что Леонардо писал справа налево, так что читать его труды
нужно в зеркале. По некоторым свидетельствам, он был левшой, по другим –
одинаково владел обеими руками. Как бы то ни было, такое его письмо еще
усугубляет тот ореол таинственности, которым он окружал себя и которым
отмечено все его творчество.
Писал не по-латыни, как прославленнейшие гуманисты, его современники,
которые в своем любовании классической древностью нередко теряли связь с
действительностью, а живым, сочным, образным, порой простонародным
итальянским языком.
Да, эти манускрипты – подлинное чудо. Гениальными рисунками, перед
которыми у нас, точно также как некогда у современников, дух захватывает от
восхищения, Леонардо да Винчи иллюстрировал великие мысли, острейшие
наблюдения, глубокие, изумляющие нас провидения.
Леонардо угадал многое, что не знали еще люди, которые в XIX в. стали
изучать его записи. Он знал, что человек полетит, и сам, по-видимому,
рассчитывал совершить полет с Монте Чечери (горы Лебедя).
«Идеальный город» – одна из тем многих рисунков и записей Леонардо. В
таком городе, указывал он, улицы должны быть проложены на разных уровнях,
причем только по нижним будут ездить повозки и прочие грузовые телеги, а от
нечистот город будет очищаться по подземным проходам, проложенным от арки
до арки.
[pic]
Любопытство его было безгранично. Он доискивался причины всякого
явления, даже незначительного, ибо и такое могло открыть новые просторы
познанию.
Каковы же были результаты всех этих вопросов, наблюдений упорнейших
поисков причины и следствия, разумного основания, т.е. закономерности
явлений?
Леонардо первым сделал попытку определить силу света в зависимости от
расстояния. Его записки содержат первые возникшие в человеческом уме
догадки о волновой теории света.
Найденные им, подчас на высоких горах, остатки морских животных явились
для него доказательством перемещения суши и моря, и он первый категорически
отверг библейское представление о времени существования мира.
[pic]
Леонардо вскрывал трупы людей и животных, и его многочисленные
анатомические этюды поражают нас своей точностью, беспримерными в те
времена познаниями. Он первый определил число позвонков в крестце у
человека. Он хотел знать, как начинается и как кончается жизнь, и
проделывал опыты с лягушками, у которых удалял голову и сердце и прокалывал
спинной мозг. А некоторые его зарисовки фиксируют биение сердца свиньи,
проколотого длинной шпилькой.
Его интересовала подвижность человеческого лица, отражающая подвижность
человеческой души, и он стремился изучить во всех подробностях эту
подвижность. Он писал: «Тот, кто смеется, не отличается от того, кто
плачет, ни глазами, ни ртом, ни щеками, только бровями, которые соединяются
у плачущего и поднимаются у смеющегося».
Но это наблюдение опять-таки надо было проверить опытом. И вот что, по
дошедшему до нас свидетельству, делает Леонардо.
Однажды, задумав изобразить смеющихся, он выбрал несколько человек и,
близко сойдясь с ними, пригласил их на пиршество со своими друзьями. Когда
они собрались, он подсел к ним и стал рассказывать им самые нелепые и
смешные вещи. Все хохотали, а сам художник следил за тем, что делалось с
этими людьми под влиянием его рассказов, и запечатлевал все это в своей
памяти.
После ухода гостей Леонардо да Винчи удалился в рабочую комнату и
воспроизвел их с таким совершенством, что рисунок его заставлял зрителей
смеяться не меньше, чем смеялись живые модели, слушая его рассказы.
Но, изучая человека как анатом, как философ, как художник, как
относился к нему Леонардо? Страшнейшие формы уродства изображены в его
рисунках с такой поразительной силой, что кажется порой: он радуется
уродству, торжествующе выискивает его в человеке. А между тем сколь
пленительны образы, созданные его кистью! Словно первые – это лишь
упражнения в великой науке познания, а вторые – плоды этого познания во
всей его красоте.
В своих записках Леонардо дает исчерпывающий ответ на вопрос, как он
относился к людям:
«И если найдутся среди людей такие, которые обладают добрыми качествами
и достоинствами, не гоните их от себя, воздайте им честь, чтобы не нужно им
было бежать в пустынные пещеры и другие уединенные места, спасаясь от ваших
козней!»
Живопись – царица искусств
Среди всех искусств да, пожалуй, среди всех дел человеческих Леонардо
ставит на первое место живопись. Ибо, указывает он, живописец является
«властелином всякого рода людей и всех вещей». Это – неотразимое
свидетельство глубокой убежденности одного из величайших живописцев, когда-
либо живших на свете, в величии и всепокоряющей мощи своего искусства.
Мир познается через чувства, а глаз – повелитель чувств.
«Глаз, – пишет он, – есть око человеческого тела, через которое человек
глядит на свой путь и наслаждается красотой мира. Благодаря ему душа
радуется в своей человеческой темнице, без него эта человеческая темница –
пытка».
В день рождения короля пришел поэт и преподнес ему поэму, восхваляющую
его доблести. Пришел также и живописец с портретом возлюбленной короля.
Король тотчас же обратился от книги к картине. Поэт оскорбился: «О, король!
Читай, читай! Ты узнаешь нечто куда более важное, чем может дать тебе эта
